Главная / Публикации / Марк Шагал. «Ангел над крышами»

Х.-Н. Бялик (Из очерка)

Когда умирает король, народ кричит: «Король умер, да здравствует король!»

* * *

...С Бяликом мы встретились, кажется, в первый раз — в ресторане. Он сидел напротив меня и трапезничал. Должен сказать, что я и сам любитель поесть, но редко увидишь среди евреев человека, который бы ел с таким аппетитом, с такой, можно сказать, страстью, как Бялик. Ложка, вилка и нож двигались в его руках как под гипнозом, как если бы они сами, без участия его воли, отдалялись, а потом снова приближались ко рту под аккомпанемент его бурлящего голоса. В тарелках стоял гул, когда он рассказывал нам хасидскую легенду или, немного позже, чудесную сказку из его дальних лесов...

* * *

Еще недавно мы с Бяликом плыли на пароходе...

Я озирался, разглядывал дали и небеса... Бялик ходил взад-вперед по палубе, и казалось, никого вокруг себя не замечает, словно он на всем пароходе — один. В широком, длинном сером пиджаке и в кепке на голове, он жестикулировал руками, то широко простирая их в стороны, то сжимая их в кулаки.

И мне вдруг показалось, что море покрылось еврейскими письменами: на палубе гневно шагал еврейский пророк и громогласно, по-еврейски, разил гневом и пронзал молниями еврейскую нашу судьбу. Лицо его закипало, глаза — то серые, то голубые на фоне синего моря — сверкали, метались...

* * *

...Дать кличку корове — бегут к Бялику; узнать, как называется этот цветок, — зовут Бялика.

Рабочие — за Бялика. Молодые поэты, даже те, кто против него, — с ним.

В пятницу вечером можно прийти к нему, увидеть его, услышать, побеседовать с ним. А в субботу днем — он ораторствует. Не в моих силах передать, к а к он говорит. Скажу одно: если бы жил мой отец, ходивший каждую субботу послушать в синагоге «зеленого проповедника» и выплакать там свои слезы вместе с другими евреями, — он был бы весьма доволен, услышав Бялика. А потому — я не знаю лучшего проповедника и лучшего поэта, чем он, наш недавно умерший Бялик, наш бал-тфилэ — «возноситель молитв».

* * *

Бялик не нуждается в моих славословиях. Я знаю: он помнит мое восхищение его поэзией, он помнит, как я пил его взгляд, пил цвет его глаз. Но часто глаза его говорили: «Видите, вот моя слава, вот даже улица, названная моим именем при жизни, вот этот дворец, но — стихов я уже не пишу...»

— Почему вы больше не пишете?.. На вас смотрят юноши и девушки, опаленные солнцем. Мимо вашего дома идут евреи с длинными бородами и ждут вашего слова, вашего взгляда. Аромат апельсинных садов опьяняет, наверное, вас, напоминает вам о первой любви. Вам только нужно пройтись по берегу моря, как Пушкин гулял вдоль Невы, и строфы стихов заструятся, заплещут... Пишите же, ради Бога! И если для этого следовало бы отказаться от речей и общественных дел — вас бы поняли...

Когда мы прощались, перед отъездом, он сказал моей дочери:

— Помолитесь за меня Богу, чтобы я начал писать...

* * *

Речь идет не об одном только Бялике, он уже успокоился, он уже там, наверху, он навеки останется в каждой еврейской душе.

Истинные художники и поэты сжигают в конце концов свою жизнь во имя народа, и хотят они одного: любви. И если евреи, как и все человечество, утратили сегодня свою старую форму религии — нам все же еще остаются искусство, поэзия и любовь...

1934