Главная / Публикации / «Шагаловский сборник. Выпуск 4»

В. Коханко. «Минута славы или год разочарования. Об участии Ю.М. Пэна в юбилейной выставке искусства народов СССР»¹

Для советского государства 1927 год был особенный: страна отмечала первый юбилей эпохального события, вошедшего в отечественную историю как Великая Октябрьская социалистическая революция. Юбилейные торжества затронули абсолютно все сферы жизни советского общества. Отмечен этот год и рядом событий, оставивших заметный след в истории советского изобразительного искусства, в том числе двумя крупнейшими выставками: 6 ноября в Ленинграде в Академии художеств открылась юбилейная выставка изобразительных искусств², а 8 ноября в Москве, в Высшем художественно-техническом институте — юбилейная выставка искусства народов СССР³.

Одним из авторов, представленных на последней выставке, был витебский художник Юрий (Юдель) Моисеевич Пэн.

Для Ю. Пэна, как и любого художника того времени, участие во всесоюзной выставке было, безусловно, знаковым событием. По этому поводу Юрий Моисеевич писал в письме своей ученице Елене Кабищер-Якерсон: «В некотором роде, между нами будь сказано, эта выставка, если я буду полным гражданином, — выгодна для меня, ибо я получу возможность показать себя, не делая затрат на специальное помещение, прислугу и устройство...»⁴

Указанная переписка, подготовленная Е.М. Кичиной и опубликованная в 1997 г., дает возможность ознакомиться с весьма непростой и довольно неприятной для Ю. Пэна историей, произошедшей в 1927 г. Однако помимо данного источника в Государственном архиве Витебской области имеется еще ряд документов, позволяющих изучить ее более детально.

Инициатором организации юбилейной выставки искусства народов СССР в честь 10-летия Октябрьской революции выступила Государственная Академия художественных наук (далее ГАХН).

В апреле 1927 г. образовался комитет под председательством президента ГАХН Петра Семеновича Когана. Заведующим художественной частью и заведующим отделом изобразительного искусства, театра и кино являлся известный в то время художественный критик Яков Александрович Тугендхольд.

Большой приток экспонатов поставил комитет перед необходимостью разделить выставку на три отдельных помещения вместо одного, предусмотренного планом. Признавалось, что данное обстоятельство неблагоприятно отразилось и на осуществлении общей идеи выставки, по которой она мыслилась как единая, и, естественно, значительно увеличило организационные расходы.

Масштаб выставки был поистине грандиозен. Общее количество экспонатов равнялось 17 500. Из них 12 000 экспонировались в отделе кустарной промышленности, 3000 — в отделе изо, театра и кино, 2500 — в отделе художественной литературы⁵.

Тщательный отбор, проводимый организаторами выставки, нередко вел «к некоторым недовольствам со стороны экспонентов, не понимавших, что комитет, крайне стесненный площадью, не имел возможности всех удовлетворить»⁶.

К таковым, очевидно, относился и Юрий Пэн. Сведения о его намерении выставить свои работы на московской выставке встречаются в письме художника своим ученикам Елене и Давиду Якерсонам от 26 января 1926 г., т. е. приблизительно за три месяца до образования комитета по организации юбилейной выставки. Художник, не слишком довольный организаторами Первой всебелорусской выставки (буквально он выразил свое мнение следующим образом: «И вообще отношение их некорректное»⁷), писал: «Просто «минскер»⁸ наметили у меня для покупки 10 картин, но по возможности постараюсь не продавать им, тем более, что я бы хотел, чтобы эти работы попали лучше в Москву, если удастся»⁹.

Очевидно, что Ю. Пэн был заинтересован представить на московской выставке как можно больше своих работ, хотя и не питал особых иллюзий относительно данной перспективы, о чем и сообщал Якерсонам: «Я только не знаю, сколько дают площади каждому экспоненту, может быть, там очень ограниченно, а у меня в одном Минске 42 картины, и еще много могу прибавить, если дадут место и если жюри будет не особенно строгое...

Видите ли, если бы я мог устроить персональную выставку, тогда я сам себе пан и ни у кого не спрашиваю, но на общей, где каждый Вам укор, то вряд ли попадет десятая часть. И вот все эти предположения кружат мне голову еще на месте, до предприятия»¹⁰.

Подробные обстоятельства решения вопроса об участии Ю. Пэна в выставке остались нам доподлинно неизвестны. Очевидно, интересы Ю. Пэна могла представлять Елена Кабищер-Якерсон, работавшая в то время в Москве в Государственном Центральным музее народоведения¹¹, на базе которого разместился один из отделов выставки¹², а директор этого музея, проф. Борис Матвеевич Соколов являлся заместителем председателя комитета юбилейной выставки¹³. О посредничестве Елены Якерсон достаточно сведений в ее переписке с Ю. Пэном. Например, встречаются фразы Ю. Пэна «вернемся к Вашей выставке»¹⁴, «ваш Тугендхольд», «прошу нанести ему [Я.А. Тугендхольду — В.К.] визит, напомнить от моего имени...», «о результатах у Тугендхольда прошу сообщить» и т. п.¹⁵

Подготовка выставки получила резонанс в печати, и данное обстоятельство придавало дополнительный стимул для ее экспонентов. Трудно ответить на вопрос, было ли уделено внимание на страницах периодических изданий абсолютно всем участникам проекта, но наверняка можно утверждать, что Ю. Пэн удостоился такой чести, чем, к слову, остался. весьма недоволен. Точнее сказать, недоволен он остался как раз тем, что его персоне не было уделено должного, на его взгляд, внимания. «Дорогие мои друзья Лен-Доде! — писал он Елене и Давиду Якерсонам в апреле 1927 г. — Приобрел за 20 коп. журнал «Красная нива». В общем, гора родила мышь. Ваш Тугендхольд забрал у меня около 10-ти снимков, несколько статей обо мне и автобиографию. Чем он меня угостил? Два снимка и несколько слов, огульно со всеми другими белорусскими художниками»¹⁶.

Объективности ради приведем строки из упомянутой выше статьи Я.А. Тугендхольда в журнале «Красная нива»: «Изобразительное искусство Белоруссии имеет в лице престарелого витебского художника Ю.М. Пэна своего «патриарха» — недаром на днях общественные и художественные круги Белоруссии собираются праздновать юбилей его тридцатилетней художественно-педагогической деятельности. В продолжение нескольких десятилетий в скромную мастерскую Пэна стекались молодые дарования из самых глухих углов Западного края. В самой неблагоприятной, забитой, «мало-местечковой» среде Пэн прививал им любовь к искусству, любовь к народным типам и быту бедноты. Многие из бывших учеников Пэна достигли теперь крупной европейской известности, таковы, напр[имер], М. Шагал, О. Мещанинов, Цадкин, проживающие и работающие сейчас в Париже»¹⁷.

Очевидно, Ю. Пэн ожидал чего-то большего после личного общения с Я.А. Тугендхольдом в феврале 1927 г. и с нетерпением ждал публикации известного художественного обозревателя. Об этом свидетельствует его письмо Елене и Давиду Якерсонам от 23 марта 1927 г., в котором есть следующие строки: «После приезда из Москвы я недели две ничего не делал, а теперь начал картинку: «Белошвейка»; как она получится — увидим. Вы ведь помните наш визит у Тугендхольда, его обещание печатать снимки и с биографии, гонорар и т. д. С тех пор прошло три недели и появилось несколько номеров «Красной нивы», и обо мне — ни слова. Будьте любезны, понаведайтесь, почему это [он] задержал»¹⁸.

Говоря современным языком, масштаб пиара не устроил витебского художника, хотя, помимо указанной публикации, в одном из номеров журнала «Советское искусство» за 1927 г. П.С. Коган в статье «Искусство народов СССР. К выставке в дни Октябрьских торжеств» отмечал, что «на одном из заседаний художественного совета присутствовавшие приветствовали заслуженного художника Белоруссии Пэна, создателя целой школы, учителя целой плеяды художников, среди которых немало имен, вроде Шагала, пользующихся широкой известностью в Европе»¹⁹. Отметим не только упоминание Ю. Пэна в публикации П.С. Когана, но и факт его приветствия членами художественного совета выставки.

Еще одна публикация с упоминанием о Ю. Пэне — статья поэта и художественного критика Сергея Митрофановича Городецкого под названием «Культура Беларуси» — вышла в марте 1927 г. в газете «Известия»²⁰, о чем, к слову, писал сам художник Елене Кабищер-Якерсон: «В «Правде» или «Известиях» была обо мне большая статья, кажется, Городецкого...»²¹

Однако недовольство Ю. Пэна недостаточным вниманием к нему со стороны советской прессы было лишь началом его разочарований от участия в юбилейной выставке.

Итогом этих переживаний были заявление художника в прокуратуру и редакцию витебской газеты «Заря Запада». Машинописный текст пафосной статьи, подготовленной сотрудником газеты Борисом Булашевичем под названием «Кто вооружил Тугендхольда», выявлен в архивном фонде Витебского окружного совета профсоюзов²². К сожалению, ни сопроводительного письма, ни других материалов по данному вопросу в документах окрпрофсовета обнаружить не удалось.

На трех листах машинописного текста живописно изложена история мытарств Юрия Моисеевича в связи с его участием в юбилейной выставке искусства народов СССР. К сожалению, публикацию данного материала обнаружить не удалось.

Указанные источники наряду с еще несколькими документами, выявленными в Государственном архиве Витебской области, позволяют детализировать эту непростую историю.

Организационный комитет при Государственной академии художественных наук (устроитель выставки) 8 июня 1927 г. направил художнику Ю. Пэну приглашение об участии в выставке, причем, «в длинном письме, присланном художнику, комитет просил прислать на выставку возможно более картин» при условии оплаты половины стоимости пересылки.

Ю. Пэн согласился на эти условия и предоставил выставочному комитету 73 свои работы, в том числе приобретшие широкую известность «Развод», «Шадхен» («Сват»), «Штукатур», «Комсомолец», «Слепой музыкант», «1905 год» и др. Б. Булашевич отмечает, что «в Москве картинами оказались довольны. Художник, сдав картины, уехал из Москвы в полной уверенности, что его отзывчивость будет оценена по достоинству»²³.

Витебская газета «Заря Запада» по этому поводу писала: «18 сентября возвратился из Москвы заслуженный художник Витебщины тов. Пэн Ю.М.

Тов. Пэн был приглашен комиссией по подготовке и проведению празднования 10-летия Октябрьской революции при ЦИКе СССР, для принятия участия во Всесоюзной юбилейной выставке искусств национальностей СССР. Пэном представлены выставочному комитету 73 своих произведения.

Среди доставленных экспонатов отметим: получившую медаль на парижской выставке картину «Развод», два портрета белорусского и еврейского крестьян, эпизод из событий 1905 г. и др.

Заседание комиссии из представителей союзных республик и Красной армии, с участием президента Академии Наук СССР тов. Когана, профессора Соколова и других устроили теплое приветствие тов. Пэну»²⁴.

Однако узнав, что для экспонирования отобрано лишь 18 работ (по сведениям Е.М. Кичиной, каталог выставки зафиксировал лишь 17 произведений: «Проповедник», «Сапожник-комсомолец», «Сват», «Старый стекольщик», «Белорусский крестьянин, 1925 г.», «Белорусский крестьянин 127 лет», «Витебский рынок», «Портрет художника Марка Шагала», «Дети-беженцы», «Провинциальный цирк», «Старушка», «Странник», «Автопортрет», «Письмо от сына», «Старик», «Автопортрет в шубе», «Портниха-белошвейка»²⁵), триумф художника сменился разочарованием. Ю. Пэну пришлось вновь ехать в первопрестольную.

В дальнейшем и вовсе оказалось, что из картин, принятых жюри, две — «Развод» и «Белошвейка» — не были утверждены зав. художественной частью и зав. отделом изо и театра выставки Я.А. Тугендхольдом. В материале Б. Булашевича эта ситуация описана следующим образом (очевидно, со слов Ю. Пэна): «Нет места, — категорически и с апломбом ответил Тугендхольд на расспросы Пена по поводу такого странного отношения к его картинам. Неудовлетворенный объяснениями зава, Пен направился к президенту академии художественных наук П.С. Когану.

Началась переписка с Тугендхольдом. Но последний вполне оправдал свою фамилию. Он туго поддавался на доводы разума и логики. На записку Когана о принятии жюри двух спорных картин, он ответил Пену холодно и веско:

— Если вы так нахально требуете, то знайте, что мы можем сделать так, что о вас не будет сказано ни слова в газетах.

— Вы, конечно, вооружены, — ответил Пен диктатору, учитывая роль всесильного в художественной печати Тугендхольда.

Прижатый к стене Пен должен был согласиться на принятие на выставку только одной из спорных картин — картины «Белошвейка», другая картина «Развод» на выставку так и не попала.

На указания Пена, что стены выставочного помещения имеют еще достаточно места для картин, ему дали понять:

— Ничего вы не понимаете. Нет места — и все»²⁶.

На вопрос, в каком виде и где находятся его картины, не принятые на выставку, художник ответа «под разными предлогами» не получил и вынужден был отправиться в Витебск ни с чем.

Нетрудно предположить, что это был далеко не конец грустной истории. В статье Б. Булашевича так и сказано: «В Витебске начинается вторая часть этой истории, гораздо более трагическая.

Прошло около двух месяцев после закрытия выставки²⁷. Не получая никаких известий о своих картинах, художник Пен, будучи как-то на станции, поинтересовался: нет ли в числе грузов какого-нибудь груза на его имя.

— Есть, — ответил справившийся по книге кассир, — груз «малой скорости».

И добавил: «За простой груза тут с вас причитается».

Москва и тут надула художника: пришлось оплатить не только простой, но и все расходы по перевозке.

Предчувствуя недоброе, повез Пен свои картины домой. Но вскрывать ящики с картинами он единолично не решился, а созвал комиссию»²⁸.

Впоследствии акт о вскрытии посылки с картинами, возвращенными из Москвы, Ю. Пэн приложил к заявлению в Витебскую окружную прокуратуру. Согласно акту, комиссия в составе председателя окротдела союза Рабис Г.М. Рубинштейн, ответственного секретаря Витебского окрпрофсовета Плавника и самого художника при вскрытии трех ящиков с картинами, присланными из Москвы художнику, зафиксировала следующее: «Вместо высланных туда 73 картин (в Москву), получено всего 19 картин, причем: картина «Сват» получена в следующем виде: в 2-х местах продырявлена, рама поломана. В картине «Цирк» сломано стекло. Автопортрет Пэна, посланный в Москву в раме, получен без таковой.

Кроме картин Пэна были присланы, очевидно, ошибочно 3 картины художника Волкова и 1 картина художника Эндэ.

Тов. Пэном предъявлены 3 квитанции в уплату разных сборов по доставке картин из Москвы на сумму 24 руб. 57 коп., что, по мнению комиссии, является ненормальным, ибо имеются 2 отношения комитета по организации юбилейной выставки искусств национальностей СССР, в коих сообщается, что оплата транспорта из Витебска до Москвы будет оплачена комитетом в 50%, а доставку этих картин в Витебск комитет берет полностью на себя (см. отношение комитета от 16.12.27 г. за № 1404 и другое отношение без даты за подписью секретаря комитета Самарина).

Доставка картин в Москву по предъявленным счетам Пэна обошлась ему из личных средств (включая его 2 личные поездки в Москву) свыше 200 руб.»²⁹.

Потрясенный этим и опасаясь за судьбу более чем полусотни своих картин, заслуженный художник забил тревогу. После энергичного запроса союза Рабис и ответа на него от оргкомитета выставки о том, что картины в «ближайшее» время будут высланы, Ю. Пэн, посчитав это только обещанием и не больше, обратился к прокурору и в газету.

О подготовленной сотрудником газеты Б.С. Булашевичем статье «Кто вооружил Тугендхольда» говорилось выше. В заявлении же в прокуратуру содержится следующая просьба:

«1. Удовлетворить иск мой к выставочному комитету по оплате расходов по транспорту и доставке картин в размере 65 руб. 01 коп. (50% расходов), счета прилагаю.

2. Предъявить мой иск к тому же выставочному комитету по уплате моих личных поездок в Москву для доставки картин в размере 50% фактической стоимости, а именно двадцать пять (25) рублей.

3. Оградить мои интересы художника от безобразного отношения к моим картинам со стороны выставочного комитета, указав им на необходимость более осторожного отношения ко всем моим картинам, также предложить им выслать картины за свой счет»³⁰.

Витебская окружная прокуратура 19 января 1928 г. направила жалобу Ю. Пэна в прокуратуру Московской губернии. В ответ 26 января 1928 г. из Москвы было направлено письмо, в котором Мосгубпрокуратура просила сообщить жалобщику, что вопрос этот он может разрешить в судебном порядке путем предъявления иска выставочному комитету³¹.

Обращение Ю. Пэна в прокуратуру придало истории весьма серьезный резонанс, и, в конце концов, копии заявления художника и акта о приеме картин оказались на столе у наркома просвещения РСФСР А.В. Луначарского. В ответ на обращение Анатолия Васильевича выставочный комитет в письме от 31 января 1918 г. попытался объяснить ситуацию «...исключительно в большой нервозности художника Пэна, видимо, совершенно не знакомого с делом организации выставок вообще», а также намерением комиссии Совнаркома по заказам художникам к 10-летию Октября приобрести ряд работ национальных художников, в числе которых могли оказаться и некоторые работы художника Пэна³².

Относительно требуемых Пэном 50% за пересылку экспонатов в Москву и оплаты целиком транспорта картин из Москвы в Витебск комитет пояснил, что «дал гарантию художнику Пэну оплатить лишь 50% перевозки картин, т. е. полностью дорогу туда или обратно, а не оба пути», и заверил, что «по предъявлении накладной израсходованные им [Ю. Пэном — В.К.] 24 р. 57 к. будут оплачены, а также и остальные картины комитет вышлет за свой счет»³³.

Требование художника Ю. Пэна об уплате ему за его двукратные приезды в Москву комитет посчитал «совершенно общественно неправильным, т. к. никогда комитет художника Пэна не вызывал и не мог вызывать, т.к. в смете комитета не стояла оплата художникам проездов в Москву для сопровождения своих работ»³⁴.

Указание Ю. Пэна на небрежное отношение комитета к его работам и просьбу оградить его от «безобразного» отношения со стороны выставочного комитета комитет объяснил «опять-таки нервозностью и чрезмерным беспокойством художника Пэна», назвав чрезвычайно странным его обращение в органы прокуратуры «из-за такого незначительного обстоятельства» как разбитие стекла, поломка рамы и подрамника, «т. к. указанная поломка, которая исчисляется в 1—2 рублях, всегда возможна во время транспорта картин и комитетом могла быть оплачена, хотя комитет должен отметить, что все работы художника Пэна были привезены им на выставку в крайне небрежном и ветхом состоянии и поломка их совсем не удивительна»³⁵. Порча картины «Сват», указанная в акте, по мнению выставочного комитета, «вероятно, может быть исправлена».

В заключении письма на имя наркома просвещения РСФСР А.В. Луначарского, подписанного председателем выставочного комитета П.С. Коганом, комитет по организации юбилейной выставки искусств национальностей СССР подчеркивал, что «заявление Пэна сильно преувеличено, а местами является просто вымыслом его невыдержанного характера и болезненной фантазии», в чем «комитет мог убедиться и во время приезда Пэна в Москву, а также получая предупреждение об этом и от лиц, его знавших».

К письму был приложен акт, подписанный представителем НКП БССР художником Михаилом Филипповичем и секретарем выставкома Ю. Самариным. В акте отмечалось: «Мы, нижеподписавшиеся, настоящим подтверждаем, что картины художника Пэна Ю.М., привезенные на выставку, находились в очень ветхих рамах и на ветхих подрамниках. После закрытия выставки выставленные картины в количестве 19 были упакованы при непосредственном участии члена выставочного комитета НКП БССР художника Филипповича под общим наблюдением Филипповича и секретаря комитета выставки Самарина»³⁶. Этим актом выставочный комитет пытался снять с себя ответственность за сохранность картин.

Для того, чтобы отстоять свои интересы, Ю. Пэн обратился также в окружное отделение профсоюза работников искусств. Необходимо отметить, что профсоюзная организация не осталась в стороне, а наоборот, проявила большую активность в отстаивании интересов старейшего художника Витебска. Так, в ответ на полученную от Наркомпроса РСФСР копию письма выставочного комитета от 31 января 1928 г., о котором шла речь выше, окротделение Рабис направило на имя председателя выставочного комитета П.С. Когана письмо со своим видением обстоятельств конфликта. Приведем выдержки из данного документа.

«Считаем необходимым уведомить Вас [т. е. председателя выставочного комитета П.С. Когана — В.К.], что если бы художник Пен, а равно и н[аш] союз были бы ранее извещены о том, что картины оставлены для комиссии Совнаркома, то не было бы никакой переписки ни с прокуратурой, ни с другими органами.

Правда, нас удивляет то обстоятельство, что художнику Пену высланы в Витебск как раз те картины, которые были отобраны и выставлены, а оставлены в Москве картины, не фигурировавшие на выставке.

Этот момент вызывает у нас полное недоумение и вновь ставит нас пред какой-то непреодолимой загадкой»³⁷.

Далее в письме выражается удивление по поводу отсутствия «чуткости, которая особенно так нужна работникам, возглавляющим академию художественных наук» и позволяющим себе вместо «максимальной выдержанности и такта» применять такие эпитеты по адресу «престарелого человека, пользующегося в Белоруссии большой популярностью, любовью и уважением», как «нервозность», «невыдержанность», «болезненная ненормальность»³⁸. В качестве примеров грубого отношения к Ю. Пэну указаны «поступок Тугендхольда, когда он накинулся на Пена за то, что последний принес ему указанную записку тов. Когана» и секретаря Еленевской, «недопустившей Пэна к осмотру его картин»³⁹.

Во избежание дальнейшего нагнетания конфликта, в письме отмечено: «Мы склонны думать, что Вы, тов. Коган, введены в заблуждение отдельными работниками комитета [и] <...> союз Рабис отнюдь не поддерживает Пена в части требования его оплатить за поездку в Москву».

И всё же, по мнению Витебского окружного отделения профсоюза работников искусств, «при большей чуткости со стороны комитета надо было б посчитаться с тем, что Ю.М. Пен, отдавший всю свою жизнь служению искусства, должен был, естественно, дрожать и бояться, как будут доставлены его картины в Москву, и если Пен истратился на свою поездку более чем 100 рублей из своего скромного бюджета — при отсутствии источников дохода — то что страшного и не «общественного», если он просил компенсацию расходов?»⁴⁰

Относительно упаковки картин в письме высказано мнение о том, что аналогичная выставка была устроена в Минске, и «все картины Пена доставлены в наилучшем состоянии, о чем имеется акт. Почему не могло иметь такое же место в Москве?»⁴¹

Авторы указанного документа затронули также «странную историю с картинами, задержанными в Москве, не бывшими даже на выставке, и высланными в Витебск как раз бывшими на выставке. Не определяет ли это заранее решение комиссии Совнаркома?»⁴²

По поводу сведений о характере Ю. Пэна в письме указано: «Здесь налицо обычная «художественная склока» отдельных художников из Минска, завидующих заслуженным лаврам Ю.М. Пэна»⁴³.

После переписки Витебских окружных прокуратуры и отделения профсоюза работников искусств, а также Наркомпроса РСФСР с выставочным комитетом последним было отправлено Ю. Пэну еще 52 его работы. Сведения об этом имеются в письме Витебского окружного отделения профсоюза работников искусств в ЦК профсоюза работников искусств от 10 апреля 1928 г. В данном документе упоминается о двух актах о получении картин Ю. Пэном: от 13 января и 27 марта 1928 г., а также содержатся другие сведения о том, как разрешалась описываемая нами конфликтная ситуация. Приведем полный текст данного документа.

«Предъявляя при сем 2 акта — от 13 января и 27 марта с[его] г[ода] — о получении картин Ю.М. Пэном, обращаем Ваше внимание на следующее:

1. Из посланных в Москву 72 картин получена всего 71 картина, таким образом, по счету одной недостает.

2. Продырявлены в нескольких местах 4 картины, 1 картина порвана, в 5 картинах сломаны и отсутствуют рамы, стекла сломаны в 3 картинах.

3. Несмотря на официальное извещение юбилейной комиссии, стоимость доставки картин в Витебск не оплачена до сих пор, а между тем, Ю.М. Пен уплатил сумму разных сборов 30 руб. 57 к., о чем имеются соответствующие документы.

4. За недостающую картину Ю.М. Пен предъявляет иск в сумме 75 руб., а за полом и порчу картин, рам и стекол — 25 руб., а всего он просит взыскать в его пользу 130 р. 57 к.

Само собой разумеется, что расходы, понесенные Ю.М. Пеном по доставке картин в Москву (3 поездки в Москву и обратно) значительно превышают указанную сумму, что видно из акта 13/1-[19]28 г. №, что последний не предъявляет комиссии.

Просим наш ЦК Рабис помочь заслуженному художнику Витебщины Ю.М. Пену получить указанные суммы, ибо последний сейчас занят большой реставрацией всех указанных картин»⁴⁴.

Как видим, за исключением одной, работы Ю. Пэну были возвращены, хотя и со значительной задержкой. Повлияло ли вмешательство органов прокуратуры и других инстанций на такое разрешение конфликтной ситуации, однозначно ответить невозможно. Учитывая масштаб московской выставки, можно предположить, что и без всей описанной нами переписки дело завершилось бы с аналогичным результатом и в те же сроки.

Наиболее важным для нас во всей этой истории является не сам факт противостояния художника и выставочного комитета, а судьба пэновских работ. В этой связи последний из описанных нами документов имеет наибольшую значимость и позволяет утвердительно ответить на вопрос о возвращении работ в Витебск. Однако окончательно снять все вопросы в истории об участии Пэна в юбилейной выставке искусства народов СССР, к сожалению, не удалось. И если финансовая сторона дела (вопрос о возмещении расходов, понесенных Ю.М. Пэном) для нас представляется второстепенным, то информация о еще одной невозвращенной из Москвы работе Юрия Моисеевича, конечно же, представляет определенный интерес и требует дальнейшего поиска.

К слову, на юбилейную выставку в Москву отправлял работы своих учеников и Витебский художественный техникум (в то время официально именовался Белорусским государственным художественным техникумом). История их возвращения схожа с пэновской.

27 сентября 1927 г. техникумом было отправлено 184 живописные и графические, 5 скульптурных и 52 гончарно-керамические работы. 17 февраля и 14 марта 1928 г. в адрес выставочного комитета направлялись письма с просьбой вернуть работы или оплатить их стоимость, т.к. на момент написания второго письма «техникум не получил от Вас ни работ, ни даже какого-либо уведомления о судьбе их». В случае неполучения работ или их стоимости (3528 руб. 75 коп.) техникум грозил возбудить дело об их пропаже и предъявить иск. Лишь 1 апреля 1928 г. техникумом было получено извещение ГАХН о том, что «Комитетом высланы Ваши экспонаты малой скоростью»⁴⁵.

Лишь 26 апреля 1928 г. техникумом был получен груз из Москвы: 2 ящика, в одном из которых было упаковано 8 картин, а в другом — 4 глиняных бюста, разбившихся при транспортировке вследствие плохой упаковки⁴⁶.

Вторую посылку со 169 картинами техникум получил лишь 21 июля 1928 г., причем, также после соответствующего письма в оргкомитет выставки. 2 картины оказались с повреждениями (в царапинах и пятнах)⁴⁷. Обе посылки были отправлены наложенным платежом, несмотря на договоренность об обратной отправке за счет выставочного комитета.

52-х керамических работ ни в первой, ни во второй посылке не оказалось. На очередное письмо техникума о возврате недостающих работ или компенсации их стоимости из ГАХН пришел ответ о том, что керамические изделия и рисунки к ним (помимо эскизов керамических работ оказались не присланными еще и 1 картина маслом, 1 иллюстрация и 2 эскиза — В.К.) были упакованы представителем НКП БССР и отправлены в Минск в адрес выставочного комитета НКП БССР. Упаковка скульптурных работ также производилась под руководством представителей НКП БССР, поэтому «отвечать за их целостность в пути Академия не может»⁴⁸.

Потеряв веру в порядочность организаторов юбилейной выставки, художественный техникум обратился в НКП БССР с просьбой помочь взыскать с выставочного комитета потраченные расходы и понесенные убытки. К сожалению, документов о том, получил ли техникум компенсацию за понесенные расходы, обнаружить не удалось. Думается, что ни техникум, ни тем более Ю. Пэн не смогли добиться от организаторов выставки какой-либо компенсации.

Инциденты, подобные описанным выше, происходили во время проведения и других выставок того времени, и не только в Москве. Первая и вторая всебелорусские выставки также доставили много хлопот и переживаний принимавшим в них участие. Тем не менее, даже получив однажды негативный опыт, авторы не отказывались от дальнейшего участия в подобных выставках, видя в этом способ сделать себе имя и надеясь на более выгодную продажу своих работ. С неизбежными расходами в таком случае приходилось мириться и уповать на то, что в следующий раз всё обойдется.

Примечания

1. Доклад был прочитан на XXIV Международных Шагаловских чтениях в Витебске 15 июня 2014 г.

2. Юбилейная выставка изобразительных искусств. 1917-Х-1927. Каталог. Л.: Издание Комитета выставки, 1927.

3. См.: Бюллетень ГАХН. Под ред. проф. А.А. Сидорова. Вып. 10. М., 1927/28. С. 50.

4. Цит. по: Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным // Паведамленні Нацыянальнага мастацкага музея Рэспублікі Беларусь. Выпуск 2. Мн.: Беларуская навука, 1997. С. 82.

5. Бюллетень ГАХН. С. 50.

6. Цит. по: Бюллетень ГАХН. С. 48—53.

7. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 78.

8. Имеются в виду организаторы выставки в Минске.

9. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 78.

10. Там же.

11. Шишанов В. Материалы о Ю.М. Пэне в РГАЛИ // Бюллетень Музея Марка Шагала. 2004. № 2 (12). С. 11.

12. Ипполитова А.Б. История Музея народов СССР в Москве // Этнографическое обозрение. 2001. № 2. С. 148.

13. Переписка с Наркоматом просвещения СССР и БССР и Московским музеем изящных искусств об участии в выставке, посвященной 10-летию Октября // ГАВО, ф. 837, оп. 1, д. 32, л. 5 об.

14. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 79.

15. Там же. С. 81—82.

16. Там же. С. 81.

17. Тугендхольд Я. Художники Белоруссии // Красная нива (Москва). 1927. № 16.

18. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 78.

19. Коган П.С. Искусство народов СССР. К выставке в дни Октябрьских торжеств // Советское искусство. 1927. № 5. С. 105.

20. Ю.М. Пэн. Сост.: Кучеренко В.Н., Холодова И.П. Мн.: Беларусь, 2006. С. 153.

21. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 82.

22. Протоколы 5-го Витебского окружного съезда профсоюза строительных рабочих, участкового съезда работников железнодорожного транспорта Дновского района, конференций, пленумов, заседаний президиумов окружных отделений профсоюзов и переписка об их работе // ГАВО, ф. 1292, оп. 1, д. 267, л. 63—65.

23. Там же. Л. 63.

24. Произведения Пэна на Всесоюзной выставке к 10-летию Октябрьской революции // Заря Запада (Витебск). 1927. № 216. 21 сентября. С. 1.

25. Кичина Е.М. Переписка Ю.М. Пэна с Д.А. и Е.А. Якерсонами и И.Е. Мальциным. С. 84.

26. Протоколы 5-го Витебского окружного съезда профсоюза строительных рабочих, участкового съезда работников железнодорожного транспорта Дновского района, конференций, пленумов, заседаний президиумов окружных отделений профсоюзов и переписка об их работе // ГАВО, ф. 1292, оп. 1, д. 267, л. 63—64.

27. В заявлении прокурору Витебского округа Ю. Пэн указывает дату закрытия выставки 18 декабря 1927 г. Акт о распаковке картин, возвращенных Ю. Пэну из Москвы, датирован 18 января 1928 г. Таким образом, в статье Б. Булашевича содержится неточность. См.: Постановления прокурора по обвинению граждан, переписка прокурора с окружными судами по кассационным жалобам граждан // ГАВО, ф. 1019, оп. 1, д. 162, л. 529.

28. Протоколы 5-го Витебского окружного съезда профсоюза строительных рабочих, участкового съезда работников железнодорожного транспорта Дновского района, конференций, пленумов, заседаний президиумов окружных отделений профсоюзов и переписка об их работе // ГАВО, ф. 1292, оп. 1, д. 267, л. 64—65.

29. Постановления прокурора по обвинению граждан, переписка прокурора с окружными судами по кассационным жалобам граждан // ГАВО, ф. 1019, оп. 1, д. 162, л. 530.

30. Там же. Л. 530.

31. Там же. Л. 527.

32. Коллективные договоры и тарифные соглашения на 1928 г. // ГАВО, ф. 1168, оп. 1, д. 104, л. 21.

33. Там же.

34. Там же.

35. Там же. Л. 21 об.

36. Там же. Л. 81.

37. Там же. Л. 20—20 об.

38. Там же.

39. Там же.

40. Там же.

41. Там же.

42. Там же.

43. Там же.

44. Там же. Л. 76.

45. Переписка с Наркоматом просвещения СССР и БССР и Московским музеем изящных искусств об участии в выставке, посвященной 10-летию Октября // ГАВО, ф. 837, оп. 1, д. 32, л. 78—81.

46. Там же. Л. 80.

47. Там же. Л. 87.

48. Там же. Л. 86.