Главная / Публикации / «Шагаловский сборник. Выпуск 4»

Л. Хмельницкая. «К вопросу об участии Марка Шагала в оформлении революционных празднеств в Витебске»¹

Об участии Марка Шагала в оформлении первой годовщины Октябрьской революции в Витебске хорошо известно. Это было первое большое дело художника, которым он занялся на посту уполномоченного Коллегии по делам ИЗО при Наркомпросе по Витебской губернии. Шагал возглавил процесс художественного украшения города и прекрасно справился с поставленной задачей. Оформление Витебска к Октябрьским торжествам вошло в анналы истории русского авангарда.

По причине достаточной разработанности этой темы долго останавливаться на ней не будем, отметим всего несколько моментов.

Общую картину праздничного убранства и шествия на улицах Витебска 7 ноября 1918 г. зафиксировали кадры 10-минутной кинохроники, сохранившейся до наших дней. На них видны элементы декорирования площадей, улиц и колонн манифестантов, которыми витебские «футуристы почтили приход коммунистической эры» (выражение Абрама Эфроса, использованное применительно к работам «левых» художников, декорировавших торжество первой годовщины революции в Петрограде²).

Надо полагать, что, когда 19 ноября 1918 г., через 10 дней после торжества, в Витебске для «представителей местной власти и прессы» в одном из кинотеатров был показан документальный фильм о праздновании первой годовщины революции в городе³, Шагал остался не особенно доволен. Несмотря на то, что сделанные по лично его эскизам панно были помещены едва ли не на самых выгодных видовых точках, они практически не попали в объектив кинокамеры. Исключение составляют только кадры, на которых запечатлено здание Революционного трибунала (ныне — Художественный музей).

На центральной оси здания находилось огромное (высотой более трех метров) панно Александра Ромма «Свержение Вандомской колонны»⁴, которое брало на себя основной акцент. Слева, у торца здания, на меньшей высоте и меньшего размера было помещено панно Марка Шагала «Война дворцам» (эскиз находится в собрании Государственной Третьяковской галереи). Казалось бы, как заносчивый Шагал, которого А. Ромм в своих мемуарах обвинял в неуважении к собратьям по художественному цеху во время их совместной работы над оформлением города, мог согласиться на такое? Ответ достаточно прост: как раз напротив панно Шагала на другой стороне площади была установлена трибуна, с которой выступали ораторы. Таким образом, панно Шагала оказывалось как раз перед глазами всей революционной власти города.

Удалось установить еще два места размещения панно, сделанных по эскизам Шагала. Одно из них — «Привет Луначарскому» — висело на здании Пролетарского клуба (ныне ул. Маяковского, 1), другое — на здании Евкома (угол Смоленской и Бибкина переулка, здание не сохранилось). По Смоленской улице проходил основной маршрут движения колонн демонстрантов (на демонстрацию вышло 50 тысяч человек — без малого половина населения города), и Шагал не преминул воспользоваться тем, чтобы разместить свои работы на самых выгодных для обозрения местах.

Аркадию Зельцеру удалось найти фотографию, на которой запечатлен еврейский коммунистический актив перед зданием Еврейского комиссариата в Витебске. Рабочие держат в руках первый выпуск газеты Витебского Евкома «Дер Фрайер арбетер» («Свободный рабочий»), выпущенной специально к первой годовщине революции. На фото видно, что скошенный фасад здания был украшен шагаловским панно с изображением летящего над городом еврея⁵. По всей вероятности, расчерченный на клетки эскиз к полотну 1914 года «Окрестности Витебска», принадлежащий ныне Государственной Третьяковской галерее⁶, был использован Шагалом при изготовлении именно этого плаката.

Известны еще несколько панно Шагала, места размещения которых установить пока не удалось. Одно из них — «Трубящий всадник» (эскиз находится в частной коллекции, Париж).

На подобие композиций шагаловского «Трубящего всадника» и фрески классика финского модернизма Акселя Галлен-Каллелы «Куллерво в походе» первым обратил внимание Александр Ромм. В своих воспоминаниях он описал эту работу Шагала кратко и точно: «Мужик в красной рубахе на зеленой лошади (композиция с А. Галлена «Куллерво в походе»)»⁷. Творчество А. Галлен-Каллелы Шагал знал, надо полагать, еще со времен школы Е. Званцевой — этого художника высоко ценили в кругу учеников Л. Бакста⁸. Возможно, он даже был лично знаком с художником — такая возможность могла представиться Шагалу весной 1917 г., во время проведения в Художественном бюро Добычиной выставки «Современное финское искусство», когда А. Галлен-Каллела лично приезжал в Петроград на вернисаж, где в то время находился и Шагал, активно сотрудничавший с Н. Добычиной⁹.

Витебск. 7 ноября 1918 г. Здание Революционного трибунала

Однако всем своим заимствованиям Шагал умел придать совершенно иной смысл. Свою фреску по мотивам финского народного эпоса «Калевала» А. Галлен-Каллела делал для павильона Финляндии на всемирной выставке. Суровый северный пейзаж с призрачно мерцающим в ночи северным сиянием у него подчеркивает мрачную решимость и затаенный гнев одинокого всадника, трубящего в боевой рог. У Шагала гигантский всадник — глашатай новой эры, попирающий копытами лошади патриархальный быт витебской окраины.

Эскиз панно «Вперед, вперед без остановки» находится ныне в Национальном музее современного искусства в Центре Жоржа Помпиду в Париже. Возможно, именно о нем писал в своих воспоминаниях актер-витеблянин Натан Эфрос: «На Замковой, что в центре Витебска, над домами появилась картина, на которой разноцветный человек перемахивал через хибары и переулочки. Кажется, она называлась «Вперед и выше». Прохожие шарахались. Наши учителя язвили: «А всё же Репина даже Шагал не перешагал»»¹⁰.

Шагал был автором не только пяти перечисленных выше панно, эскизы которых сохранились, но и нескольких других работ, сведения о которых можно почерпнуть из прессы и воспоминаний современников. Так, А. Ромм в своих мемуарах упоминает о панно, на котором Шагал изобразил «расстрел Николая II, где одинаково смехотворны и царь, и его неуклюжие убийцы, и даже сентиментальная сценка (столь потом распространенная в советской тематике) мать с младенцем и вдали воины»¹¹. Этот эскиз, видимо, в скором времени был уничтожен самим Шагалом, который осенью 1918 г. опасался как вступления немцев в Витебск, так и того, что репрессивные меры могут быть применены к нему самому.

На еще одном эскизе Шагала, о котором вспоминал ученик школы Ю. Пэна Моисей Дерман, переносивший рисунок на большой холст, была изображена фигура летящей женщины, разбрасывавшей из рога изобилия листовки со словами «Свобода, Равенство, Братство»¹².

Наконец, еще одно панно Шагала — «Дорога [так в тексте — Л.Х.] революционному театру» — вместе с лучшими работами других художников упоминалось в статье Якова Черняка в петроградской газете «Искусство Коммуны»¹³.

Оформление первой годовщины революции в Витебске получило положительную оценку официальных властей. Однако со стороны «мирных провинциалов», не понимавших языка «левого» искусства, раздавалось немало критических голосов. Как потом выяснилось, самонадеянные слова Шагала: «Рабочие проходили мимо с пением «Интернационала». Глядя на их радостные лица, я был уверен, что они меня понимают»¹⁴, — оказались заблуждением. Дирижер Н. Малько позднее вспоминал: «Я помню первую годовщину Октябрьской революции, когда Витебск был украшен разноцветными флагами, плакатами, и кое-где на видных местах, очень высоко, были поставлены картины Марка Шагала. Жители Витебска с удивлением смотрели на изображенных там зеленых лошадей и на «летающего» еврея. Мирных провинциалов одинаково изумляли и цвет лошадей, и сюжеты картин, и поза рисованного над домами человека: ничто не указывало на то, что человек «летит». Жители пожимали плечами: «Революционное искусство... Когда-нибудь, быть может, поймем...»»¹⁵.

Единственным человеком, по достоинству оценившим работы Шагала, был Александр Ромм. «Плакаты его были превосходны, — писал он позднее в своих воспоминаниях, — они были именно тем, что нужно для улицы, — яркими, странными, ошеломляющими. Но в них была и тонкость замысла и большой вкус, они смотрелись, как большие картины левого стиля»¹⁶.

Следующее советское торжество, в оформлении которого Шагал как комиссар искусств должен был принять непосредственное участие, было празднования 1 Мая 1919 г. Многие исследователи пишут об этом как о совершившемся факте. Однако выявленные недавно в Государственном архиве Витебском области документы позволяют говорить о другом.

Активная подготовка к проведению первомайского торжества в Витебске развернулась уже в начале апреля 1919 г. 4 апреля под председательством Шагала состоялось организационное заседание Комиссии по устройству празднования 1 Мая. На нем присутствовали представители губернского комитета партии, профессиональных союзов, а также возглавляемого Шагалом подотдела изобразительных искусств (А. Ромм, К. Богуславская, Н. Коган, Козлинская и В. Стельницкая).

Из протокола этого собрания узнаем, что накануне состоялось заседание «инициативной группы по вопросу о создании Комиссии по устройству празднования 1 мая», о чем собранию доложил сам Шагал. Закрытым голосованием был избран «постоянный президиум» комиссии по устройству праздника 1 Мая в составе пяти человек. В него вошли представитель «Комитета партии коммунистов» В. Пикман, представитель профсоюза металлистов Кузнецов, представитель губернского совета профсоюзов, а также Марк Шагал и Ксения Богуславская¹⁷.

Витебск. 7 ноября 1918 г. Здание Евкома

Всю предстоящую работу решили организовать в рамках пяти секций: театрально-музыкальной, снабжения, агитационно-литературной, организационно-распорядительной и художественно-декоративной. «Функции художественно-декоративной секции», как сообщалось в протоколе, планировалось передать подотделу изобразительных искусств.

Когда на собрании стали обсуждать планы работы отдельных секций, прозвучало следующее предложение: «Чтобы все работы по украшению города были истинно художественными, к участию должны быть привлечены художественные силы всех направлений путем свободного конкурса». Дело в том, что в тот же день, 4 апреля, на страницах газеты «Витебский листок» было опубликовано открытое письмо Еврейского Общества им. Переца с протестом против принятого накануне Коллегией по делам искусств Витебского губоно постановления об обязательной регистрации всех художников и их организаций в подотделе ИЗО. Общество Переца обвиняло возглавляемый Шагалом подотдел искусств в монополизации всех художественных работ в городе, контроле над ними и нетерпимости к «идейным противникам»¹⁸.

На заседании по подготовке 1 Мая для отбора работ по украшению Витебска было решено избрать жюри из пяти человек в таком составе: «2 от подотдела изобразительных искусств, 2 от конкурирующих и 1 от Комиссии».

Шагал, рисковавший при таком раскладе состава жюри остаться в меньшинстве, возмутился ограничением своих полномочий. Разгорелись «прения о компетенции жюри и его взаимоотношениях с подотделом изобразительных искусств». Шагалу удалось настоять на том, чтобы жюри не стало «окончательной инстанцией для определения художественной ценности того или иного рисунка», а «право забракования» осталось за подотделом изобразительных искусств.

Тогда в знак протеста комиссия по устройству празднования 1 Мая отменила постановление о посылке своего представителя в качестве члена жюри и заявила о том, что «снимает с себя ответственность за украшение города в день 1-го мая изобразительными плакатами и рисунками»¹⁹.

Такое очевидное вмешательство партийных и профсоюзных органов в художественные дела, особенно ощутимое для Шагала после карт-бланш, выданной ему осенью 1918 г., являлось результатом все явственнее проступавшихся тенденций в общей политике государства того времени.

Скандал разразился еще зимой 1919 г., когда ко Дню Красной Армии (23 февраля) в Москве силами учащихся I ГСХМ (бывшее Строгановское училище) были выполнены не вполне удачные плакаты к оформлению города. Критика расценила их как «издевательство над революцией». Было раздуто целое дело о «футуристическом засилье» в Отделе ИЗО Наркомпроса.

В сущности, история с плакатами стала удобным поводом для правительственной атаки на «левое» искусство. Зазвучали требования прекращения «ведомственной поддержки» футуризма. 4 марта в Москве на общем собрании был образован «Советский союз работников науки, искусства и литературы» и принята резолюция, направленная против политики Наркомпроса, поддерживавшего «футуризм и кубизм», которые объявлялись «представителями буржуазного разлагающегося искусства», и не поддерживавшего в должной мере «пролетарское искусство»²⁰.

Эта кампания была подхвачена по всей стране, в том числе и в Витебске. Уже 1 марта газета «Витебский листок» выступила с нападками на футуристов, сообщая читателям о неудачном оформлении Москвы ко Дню Красной Армии²¹. 5 марта на ее страницах была опубликована новая статья, сообщавшая о том, что футуристы подверглись остракизму со стороны членов Моссовета²². Как на грех, как раз в это же время Коммунальной мастерской при Витебском Народном художественном училище были сделаны неудачные вывески для трудовых школ города. 8 марта местные «Известия» не преминули поместить на своих страницах издевательскую статью с характерным названием «Художественное недоразумение»²³. 10 марта на страницах начавшей выходить в Витебске ученической газеты «Известия Витебского губернского и городского исполкомов Советов ученических депутатов и Комитета городского союза учащихся социалистов» развернулась полемика о футуризме между руководителем секции агитации и пропаганды подотдела изобразительных искусств И. Пуни и 13-летним студентом Витебской консерватории Г. Юдиным²⁴. Весь март на страницах ученических «Известий» шла перепалка между И. Пуни и Г. Юдиным, антифутуристическую позицию которого поддержал еще один 18-летний студент Народной консерватории Ю. Вайнкоп.

Попытки представить «левое» искусство буржуазным и враждебным коммунизму вынудили Д. Штеренберга в Москве печатно оправдываться и разъяснять, что Отдел ИЗО Наркомпроса не имел отношения к оформлению города к 23 февраля, а также что обвинения в захвате отдела исключительно футуристами не соответствуют истине²⁵. С аналогичным заявлением в Витебске пришлось выступить И. Пуни, который как глава секции агитации и пропаганды подготовил публичный ответ на открытое письмо Общества им. Переца²⁶.

А. Галлен-Каллела. Куллерво в походе. Фреска. 1900—1901 гг.

Логическим завершением антифутуристической кампании стало отстранение футуристов от работ по украшению Москвы и Петрограда к 1 Мая 1919 года. «Постановление Исполкома Петроградского Совета о праздновании 1-го Мая», опубликованное 10 апреля, гласило: «Ни в коем случае не передавать организацию Первомайского празднества в руки футуристов из отдела изобразительных искусств»²⁷.

По аналогичному сценарию события развивались и в Витебске. Спустя два дня после собрания, на котором председательствовал Шагал, 6 апреля 1919 года, прошло заседание Витебского губернского комитета РКП (б), на котором в числе других рассматривался вопрос о праздновании 1 Мая. Был заслушан доклад В. Пикмана, который, видимо, рассказал о заседании Комиссии по устройству празднования 1 Мая, состоявшемся 4 апреля, и о возникших трениях с Шагалом. Было принято решение поставить мероприятие под партийный контроль и поручить создание Комиссии по празднованию губернскому партийному комитету, в связи с чем «все остальные комиссии» объявлялись неправомочными. Сообщение об этом решении губкома РПК (б) уже 8 апреля было официально направлено в подотдел ИЗО²⁸.

13 апреля состоялись сразу два партийных собрания — общее собрание Витебской организации РКП (б) и заседание Витебского губкома РКП (б). На обоих поднимался вопрос о праздновании 1 Мая. Было подтверждено, что контроль над устройством празднества берет на себя партийный комитет, под руководством которого будут работать художники. С. Шейдлина без обиняков заявила в своем выступлении: «Форма празднеств Октябрьских дней не удовлетворила рабочих, но на этот раз устройство празднеств берет на себя партийный комитет. Для этого выделена Комиссия из трех лиц: Крылов, Пинсон и Пикман, а также будут привлечены представители профессиональных союзов и специалисты в лице художников, но они будут работать под руководством партийного комитета и будут делать то, что нам желательно»²⁹. Постановление губкома звучало еще категоричнее: «Футуристические плакаты праздника считать неприемлемыми»³⁰.

Такой поворот событий возмутил Шагала. 16 апреля местные «Известия» сообщили о том, что он отправил в Москву телеграмму, возбудив перед Центром ходатайство о своем освобождении от обязанностей губернского уполномоченного по делам искусств³¹. 17 апреля Шагал созвал экстренное собрание учащихся своей мастерской для того, чтобы сообщить им о своем решении³². Занятия в мастерской Шагала были прекращены. В Москву «для доклада Наркомпросу о работе в Витебске» выехала К. Богуславская³³. (По всей видимости, К. Богуславская уехала вместе со своим мужем И. Пуни, и в Витебск супруги уже не вернулись. При расставании Шагал подарил И. Пуни эскиз одного из своих панно к оформлению первой годовщины революции «Привет Луначарскому» и сопроводил его дарственной надписью: «На память «витеблянину» Пуни. Марк Шагал». Эскиз находится ныне в Музее Израиля в Иерусалиме).

Спустя неделю, 24 апреля, местная пресса сообщила о том, что Центр не удовлетворил ходатайство Шагала об освобождении его от обязанностей губернского уполномоченного по делам искусств³⁴. В его мастерской в училище возобновились занятия³⁵. Но художник, по-видимому, был сильно деморализован всем произошедшим.

25 апреля состоялось заседание Коллегии Отдела народного образования горсовета, на котором председательствовала С. Шейд-лина. На нем было рассмотрено ходатайство Шагала о предоставлении ему отпуска. Ходатайство было удовлетворено. Шагал получил отпуск на два месяца «с сохранением содержания по отделу». Было поддержано также ходатайство «перед больничной кассой о выдаче ему единовременного пособия в размере 2.000 р»³⁶. Получив отпуск, Шагал тут же уехал в Петроград — 3 мая он уже присутствовал на заседании правления Еврейского общества поощрения художеств³⁷.

Но еще до отъезда Шагала, 26 апреля 1919 г., состоялся пленум горсовета, на котором с докладом «о работах комиссии по организации празднования 1-го мая в Витебске» выступил председатель комиссии по устройству празднества В. Пикман. В прессу просочилась информация о том, что «по вопросу об украшении города, сталкиваясь с отделом изобразительных искусств, пришлось выдержать напор футуристов». Но Комиссия создала жюри и приняла 8 эскизов³⁸. Через два дня В. Пикман публично опроверг информацию о «напоре футуристов», для чего направил специальное «Письмо в редакцию». «Между тем это совершенно не соответствует действительности, — писал он. — На самом деле, я сказал следующее: «Нами был объявлен свободный конкурс на плакаты для Первого мая, причем для приема эскизов было образовано жюри, куда вошли два представителя от старого течения художественного искусства, два представителя от нового революционного, т. е. футуристического направления и один нейтральный представитель». Никакого давления со стороны товарищей футуристов не было. Ввиду этого я прошу настоящим письмом исправить вкравшуюся неточность»³⁹.

Участвовал ли Шагал в работе этого жюри, сказать сложно — никаких архивных свидетельств на этот счет выявить не удалось. Но даже если он и принимал участие в приемке тех 8 эскизов, о которых упоминал В. Пикман, то наверняка можно утверждать, что его собственных работ среди них не было. Его творческий порыв, разбившись о партийные ограничения, быстро сошел на нет. То же самое повторится в Витебске еще не раз. Когда в ноябре 1919 г. откроется 1-я Государственная выставка местных и московских художников, которую Шагал задумал еще осенью 1918-го и над которой работал целый год, он не даст на нее своих полотен. Организаторы вынуждены будут выставить только те работы Шагала, которые к тому времени будут приобретены для Музея современного искусства. Украшением Витебска ко 2-й годовщине революции секция изобразительного искусства подотдела искусств губоно будет заниматься уже под руководством А. Ромма. Шагал же в это время будет думать о том, как покинуть Витебск (17 ноября 1919 г. он напишет О. Брику заявление о приеме на работу во Вторые Государственные художественные мастерские в Москве).

Таким образом, оформление Витебска к первой годовщине революции так и останется единственным эпизодом творческой биографии Марка Шагала, осененным порывом к художественному переустройству мира и не омраченным никакими ограничениями творческой свободы.

Примечания

1. Доклад был прочитан на XXV Международных Шагаловских чтениях в Витебске 25 июля 2015 г.

2. Эфрос А. Альтман // Эфрос А. Профили. СПб.: Азбука-классика, 2007. С. 265—266.

3. В Витебске кинохроника была показана в «Кино арс». Корреспондент «Витебского листка» сообщал после премьерного показа: «<...> Несмотря на то, что картина не обнимает полностью окт[ябрьские] торжества, она всё же оставляет хорошее впечатление. Для витеблян эта картина представляет особый интерес, как сотни и тысячи людей получат возможность увидеть себя и своих знакомых на экране. Кроме того, на экране зритель может, так сказать, с высоты полета увидеть зрелище Октябрьских торжеств в Витебске. Картина, несомненно, будет иметь историческую ценность для Витебска» (Октябрьские торжества в Витебске на экране // Витебский листок. 1918. № 1041. 19 ноября. С. 4).

4. Шатских А. Витебск. Жизнь искусства. 1917—1922. М.: Языки русской культуры, 2001. С. 22. Вандомская колонна была установлена на Вандомской площади в Париже в 1806—1810 гг. в честь побед Наполеона I. Разрушена 18 мая 1871 г. согласно декрету Парижской Коммуны как символ милитаризма. Восстановлена в 1875 г.

5. Зельцер А. Еврейские художники Витебска в 1917—1941 годах: между национальным и универсальным // Бюллетень Музея Марка Шагала. Вып. 13. Витебск, 2005. С. 80.

6. Инвентарный номер рисунка Р-2607.

7. Ромм А. Марк Шагал. Публикация, текстологическая подготовка и комментарии Я.В. Брука // Искусствознание. 2 / 2003. С. 609. Фреска «Куллерво в походе» была сделана А. Галлен-Каллела для финского павильона на парижской выставке 1900 г. и позднее повторена для концертного зала студенческого дома в Хельсинки.

8. Подробнее об этом см.: Брук Я. Шагал и школа Бакста // Марк Шагал. «Здравствуй, Родина!» Каталог выставки в Государственной Третьяковской галерее. М.: СканРус, 2005. С. 78.

9. Подробнее об этом см.: Хмельницкая Л. «Привал комедиантов»: первый театральный опыт Марка Шагала // Бюллетень Музея Марка Шагала. Выпуск 16—17. Витебск: Витебская областная типография, 2009. С. 115—122.

10. Эфрос Н. Записки чтеца. М.: Искусство, 1980. С. 19.

11. Ромм А. Марк Шагал. С. 609.

12. Дерман М. Из воспоминаний о мастере // Творчество. 1987. № 7. С. 32.

13. Черняк Я. Витебск // Искусство Коммуны (Петроград). 1918. № 2. 15 декабря. С. 4.

14. Шагал М. Моя жизнь. Перевод с французского Н.С. Мавлевич. Послесловие, комментарии Н.В. Апчинской. М.: Эллис Лак, 1994. С. 136.

15. Малько Н.А. Переходные годы // Малько Н.А. Воспоминания. Статьи. Письма. Л., 1972. С. 99.

16. Цит. по: Ромм А. Марк Шагал. Публикация, текстологическая подготовка и комментарии Я.В. Брука // Искусствознание. 2 / 2003. С. 609.

17. Государственный архив Витебской области (далее — ГАВО), ф. 10050-п, оп. 1, д. 42, л. 40.

18. Открытое письмо Коллегии по делам изобразительных искусств // Витебский листок. 1919. № 1174. 4 апреля. С. 2—3.

19. ГАВО, ф. 10050-п, оп. 1, д. 42, л. 40—41.

20. Крусанов А.В. Русский авангард. 1907—1932. Исторический обзор. В трех томах. Том 2. Футуристическая революция. 1917—1921. Книга 1. Москва: Новое литературное обозрение, 2003. С. 82—83.

21. Футуризм и революция // Витебский листок. 1919. № 1143. 1 марта. С. 2—3.

22. Московский исполком о футуристах // Витебский листок. 1919. № 1147. 5 марта. С. 2.

23. Амский. Художественное недоразумение // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 54. 8 марта. С. 4.

24. Пуни И. К молодежи // Известия Витебского губернского и городского исполкомов Советов ученических депутатов и Комитета городского союза учащихся социалистов. 1919. № 2—3. 10 марта. С. 3; Г. Юдин. Футуризм в роли пролетарского революционного искусства // Там же.

25. Футуристы в Отделе изобразительных искусств // Известия ВЦИК (Москва). 1919. № 55. 12 марта. С. 6.

26. Пуни И. Ответ коллегии изобразительных искусств о[бщест]ву им. Переца (Письмо в редакцию) // Витебский листок. 1919. № 1179. 9 апреля. С. 2.

27. Агитационно-массовое искусство. Оформление празднеств. Материалы и документы. 1917—1932. М., 1984. С. 87.

28. ГАВО, ф. 10050-п, оп. 1, д. 27, л. 54; д. 40, л. 4.

29. ГАВО, ф. 10050-п, оп. 1, д. 25, л. 3—3 об., 4 об., 5, 6 об. — 7.

30. ГАВО, ф. 10050-п, оп. 1, д. 27, л. 55.

31. Управление делами искусств в Витебске // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 84. 16 апреля. С. 4.

32. Витебское народное художественное училище // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 85. 17 апреля. С. 4.

33. Доклад Наркомпросу // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 85. 17 апреля. С. 4.

34. К уходу М. Шагала // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 88. 24 апреля. С. 4; Центр об уходе М. Шагала // Витебский листок. 1919. № 1194. 24 апреля. С. 3.

35. Начало занятий в мастерской Нар[одного] художественного] училища // Известия Витебского Губернского Совета крестьянских, рабочих, красноармейских и батрацких депутатов. 1919. № 88. 24 апреля. С. 4.

36. ГАВО, ф. 246, оп. 1, д. 23, л. 4.

37. ЦГИА СПб, ф. 1722, оп. 1, д. 5, л. 109. Необходимо также учесть, что дорога из Витебска в Петроград или Москву могла занимать тогда до 3—5 дней.

38. Празднование 1 мая в Витебске // Витебский листок. 1919. № 1199. 29 апреля. С. 3.

39. Письмо в редакцию // Витебский листок. 1919. № 1201. 1 мая. С. 4.