Главная / Новости / Искусствовед Григорий Козлов о мюнхенской находке

Искусствовед Григорий Козлов о мюнхенской находке

В первых числах ноября стало известно о фантастической находке. Полиция Германии обнаружила в Мюнхене коллекцию из 1,4 тысячи картин ((121 обрамленные картины и 1285 картин без рамки) написаных художниками-модернистами. По данным СМИ, общая стоимость полотен, среди которых работы Пабло Пикассо, Анри Матисса, Марка Шагала, Эмиля Нольде, Пауля Клее, составляет примерно €1 млрд. Примечательно, что о существовании некоторых из них искусствоведы вовсе и не знали. Например, автопортрет Отто Дикса, а также работа Марка Шагала, созданная предположительно в середине 1920-х годов.

Сенсационная находка была сделана еще 28 февраля 2012 года (по некоторым данным весной 2011 года), однако до последнего времени этот факт скрывался от общественности. Все полотна были обнаружены в кладовке Корнелиуса Гурлитта, отец которого Гильдебранд Гурлитт во времена Третьего рейха был торговцем предметами искусства.

Что скрывают сенсационные находки в мюнхенской квартире. Интервью Григория Козлова, искусствоведа, специалиста по перемещенным ценностям.

— Григорий Александрович, почему почти полтора года прокуратура Аугсбурга, которая давала ордер на обыск, молчала о находках?

Григорий Козлов: А о чем, собственно, она могла сообщать? О том, что в частной квартире хранится коллекция частного лица, которое имеет все права на на эту коллекцию? Корнелиус Гурлитт унаследовал собрание после смерти матери в конце 1960-х, а та в свою очередь стала ее владелицей после гибели мужа в автокатастрофе в 1956 году. А Гильдебранд Гурлитт, отец Корнелиуса, был очень известным искусствоведом, музейным куратором, коллекционером, одним из крупных арт-дилеров времен III Рейха.

— Да, но ордер на обыск почему-то был же выдан?

Григорий Козлов: Во всяком случае он был выдан не потому, что кто-то искал картины. Таможенники или налоговики, вошедшие в квартиру, меньше всего ожидали обнаружить аккуратно хранившиеся шедевры. Изначально Корнелиуса Гурлитта заподозрили в неуплате налогов. Летом 2011 года он, австрийский гражданин, продал на аукционе в Кельне акварель Макса Бекмана почти за миллион евро.

— При чем тут налоги в Германии, если он гражданин Австрии?

Григорий Козлов: Где живешь шесть месяцев и один день, там и платишь налоги. Гурлитт жил, видимо, в Германии. Во всяком случае вполне логично, что в мюнхенскую квартиру пришли с обыском чуть больше полугода спустя после аукционной продажи.

— Но он же не первый раз продавал работы. Судя по публикациям в прессе, он жил на эти продажи всю свою жизнь. И проблем с налоговиками у него не было. Что изменилось?

Григорий Козлов: Официальная версия, что таможенники на него обратили внимание в сентябре 2010, когда проводили выборочный досмотр в поезде Цюрих-Мюнхен. Он вез с собой 9 тысяч евро, что меньше разрешенных 10 тысяч. Придраться было не к чему, но он нервничал.

— Вы хотите сказать, что каждого 80-летнего человека, который нервничает при досмотре, таможенники берут на заметку?

Григорий Козлов: Это у них надо спрашивать. Возможно, у них была какая-то информация. Сейчас немецких налоговиков очень волнует проблема, что граждане страны, не уплатив налогов в Германии, открывают счета в швейцарских банках. А швейцарские банки это не волнует, они полагают, что это проблема Германии. Для них важно, чтобы деньги были чистые. В общем, идет серьезная битва...

— И простой австрийский гражданин, торговавший картинами в Германии и оказавшийся миллионером, хранившим деньги в Швейцарии, стал идеальной мишенью в этой битве за деньги налогоплательщиков?

Григорий Козлов: Похоже на это. То, что у него нашлась еще и огромная коллекция, так сказать, побочный результат.

— Но ведь о коллекции не знали не только налоговики. О ней не знали ни искусствоведы, ни музейщики... Это, конечно, взаимосвязанные вещи. Но как могла коллекция такого уровня оказаться никому неизвестной? Это автоматически вызывает подозрения, что происхождение ее связано с ограблением нацистами музеев Европы, собраний еврейских коллекционеров... Гурлитт-старший был арт-дилером во времена нацистов?

Григорий Козлов: Это не означает, что он был нацистом. Более того, когда после войны в период денацификации он говорил о себе как о жертве режима, в этом тоже была правда. Хотя, разумеется, не вся.

С одной стороны, Гильдебранд Гурлитт принадлежил к элите интеллигенции Германии. Его дед Элоиз Гурлитт был известным немецким пейзажистом — романтического толка, писал горы, реки, водопады. Отец был крупным архитектором, историком искусства. Среди его родственников был очень крупный композитор, историк музыки. Словом, эта семья дала целую плеяду выдающихся людей в конце XIX-начала ХХ века. С другой стороны, бабушка Гильдебрандта Гурлитта со стороны отца была еврейкой. А это означает, что он оказывался под Дамокловым мечом. Когда были приняты Нюрнбергские законы и началось преследование евреев, дружба с еврейскими художниками и даже покупка работ у них могла расцениваться как свидетельство против человека.

Наконец, Хиндельбранд Гурлитт был знатоком, исследователем и страстным поклонником искусства экспрессионизма и модернизма. Он дружил с Оскаром Кокошкой и Максом Бекманом, он устраивал выставки экспрессионистов даже во времена нацистов. В 1930-м году он потерял работу директора музея в Цвикау из-за своих левых убеждений. Он стал директором кунстхалле в Гамбурге, но в 1933 году его уволили и оттуда. В глазах многих он был подозрительной личностью — с еврейскими корнями, левыми убеждениями и симпаниями к художникам, произведения которых в 1937 году причислят к «дегенеративному искусству» и будут выбрасывать из музеев. Порядка 20 тысяч произведений модернистского искусства было «вычищено» из музейных собраний Германии, где были, кстати, едва ли не лучшие собрания искусства начала ХХ века.

— Но Хиндельбранд Гурлитт в итоге очень неплохо заработал на этих распродажах «дегенеративного искусства»... Оказавшись без работы, он стал торговать произведениями искусства.

Григорий Козлов: Но это уж точно не преступление. Гурлитт имел дело с произведениями искусства, которые государство само изъяло из музеев и продало через него. Или — ему. Государство же было собственником этих произведений. Был закон, оговаривавший конфискацию произведений так называемого дегенеративного искусства». После Второй мировой войны страны-победительницы решили не дезавуировать задним числом этот закон, чтобы не взрывать международный арт-рынок. Дело в том, что нацисты, остро нуждавшиеся в валюте, «дегенеративное искусство», к счастью, большей частью не уничтожали, а продавали. В частности, в той же Швейцарии — самая крупная продажа была в Люцерне, когда ушли с молотка картины Шагала, Ван Гога. Эти картины Германия никогда не требовала обратно. Я недавно был в Базеле. Висит картина «Еврейский раввин» Шагала, а она из музея в Карлсруэ и была продана на аукционе в Люцерне. Поэтому, скажем, тот факт, что Гильдебранд Гурлитт в 1940 году за 4000 швейцарских франков выкупил у министерства пропаганды нацистской Германии 200 таких работ, а в 1941 году — еще 115 работ, никак не может быть поставлен ему в вину. Россия не может же потребовать обратно у американских музеев картины Ван Эйка и Рафаэля, проданные в сталинские времена из Эрмитажа.

— Но Гурлитт все же не был рядовым арт-дилером?

Григорий Козлов: Нет. Он был одним из четырех арт-дилеров, через которых шли продажи модернистского искусства, конфискованного из немецких музеев. Словом, добывал деньги для III Рейха. А когда Гитлер поручил Гансу Поссе, директору Дрезденской галереи, формирование коллекции для своего «супермузея», который должен был появиться в Линце, Поссе в 1938 году привлек Гурлитта в этот проект. Возможно, сыграли роль и семейные связи. Его кузен был в Дрездене очень крупным торговцем искусством. Во всяком случае Гильдебранда Гурлитта привлекают как арт-дилера для работы на этом проекте. Он ездил, например, в Париж, чтобы там покупать произведения для музея в Линце. Есть счет на 3 млн. рейхсмарок за работы, купленные им в 1944. Он получил 5 проц. комиссионных.

— Как человек, работавший на этот музей, Гурлитт мог покупать искусство, не только конфискованное в музеях, но и у частных лиц?

Григорий Козлов: Разумеется. Но по многим отзывам Гильдебранд Гурлитт поддерживал друзей своей юности. Известен случай, когда в 1943 году он приехал к Максу Бекману, жившему тогда в Голландии, купил несколько работ за серьезные деньги, чтобы поддержать художника. Показательно, что его знакомые художники не отвернулись от него после войны. Ему давали работы на выставки, когда в 1947 он стал директором кунстхалле в Дюссельдорфе. Он сумел сделать эти выставки суперхитами. Ему жал руку Томас Манн, он был уважаемым человеком.

Наконец, когда у американцев во время войны оказалась больше 125 произведений из коллекции Гурлитта, они ему вернули их после проверки.

— Он смог объяснить их происхождение?

Григорий Козлов: После Второй Мировой войны часть его личной коллекции (в которой, кстати, были и работы его деда) оказались у американцев. Была у них такая организация Monument Fine Arts and Archive (MFAA), задачей которой был сбор архивов и произведений искусства в прифронтовых зонах, чтобы они в горячке боев и от рук мародеров не погибли. Они создавали «сборные пункты», куда привозили найденные произведения, документы, а потом распределяли: что кому и куда. В частности, был такой пункт в Висбадене. Известен список более 150 произведений, оказавшихся там, которые происходили из коллекции Гурлитта. Его вызвали, он давал объяснения, и в 1950-м году ему все вернули.

— Иначе говоря, о его коллекции знали?

Григорий Козлов: Более того, сам Гильдебранд Гурлитт вещи не скрывал. Он давал работы на выставки, том числе в Америку в 1950-х годах. Он давал вещи, например, для каталога-резоне Макса Либермана. Минимум, одна картина им была дана.

— Получается, он сам был уверен, что вещи чистые?

Григорий Козлов: Трудно сказать. В любом случае очевидно, что, войдя в узкий круг арт-дилеров, через которых нацисты осуществляли продажи модернистского искусства из музеев, он заключил своего рода сделку с дьяволом. Вряд ли он не понимал этого. Впрочем, нам из нашего далека трудно судить.

На вопрос, почему он полностью не ввел в публичный оборот свою коллекцию, трудно ответить. К примеру, его дрезденский кузен Вольфганг Гурлитт, который был по сравнению с Гильдебрандом гораздо более крутым персонажем, обосновался в Австрии и создал в Линце крупный художественный музей. Долго был его директором, и все свои картины отдал туда. Что касается Гильдебранда Гурлитта, то он погиб довольно рано, в 61 год, в автокатастрофе в 1956. Он очень любил быструю езду, а зрение было не очень хорошим.

— Как получилось, что о его коллекции забыли искусствоведы и музейщики?

Григорий Козлов: Уже после его смерти, в 1967 году его жену расспрашивали о судьбе нескольких коллекций в Дрездене. В 1960-е годы правительство ФРГ выплачивало компенсации многим пострадавшим в годы войны. И в ходе выяснения одной из таких историй к ней пришли официальные лица с просьбой открыть архив мужа. Мол, может быть, есть запись об той истории. Она сказала, что все погибло в Дрездене во время бомбардировки. С тех пор эта версия была принята всеми. И тот факт, что полторы тысячи картин таким образом оказались вне поля зрения профессионалов имеет объяснение — в частности, это ее заявление. А через год, в 1968 году, она умерла.

— Пишут почти 200 картин «с высокой вероятностью» принадлежали еврейскому коллекционеру из Дрездена. Он был вынужден продать их по бросовым ценам, спасаясь от нацистского террора. Наследники коллекционера уже потребовали вернуть им эти работы. Вероятно, еще 13 картин также были проданы их владельцами под давлением нацистов.

Григорий Козлов: По-видимому, в коллекции есть произведения из частных коллекций, которые были конфискованы у евреев. В частности, картина Макса Либермана «Два всадника на берегу моря». Макс Либерман — очень известный художник рубежа веков, ну, как наш Валентин Серов. Картина была конфискована во Вроцлаве. Неясно, как она попала к Гурлитту. Информацию об этой картине выложили на сайте. А кто будет требовать? Владелец, известный галерист, погиб.

— А если бы были наследники?

Григорий Козлов: По немецким законам 30 лет владения превращает тебя в собственника. 30 лет владеешь — после этого ты становишься собственником этой вещи. Со дня смерти матери нынешнего Гурлитта прошло точно 30 лет.

Кроме того, например, деньги, полученные за последнюю продажу в Кельне акварели Макса Бекмана «Укротитель львов», Гурлитт разделил с наследниками художника. Получается, у него была весьма продуманная схема.

С другой стороны, в 1998 году Германия подписала Вашингтонский протокол. Немцы, следовательно, взяли обязательства способствовать поиску и возвращению владельцам произведений искусства, конфискованного нацистами у частных лиц. Есть такая формулировка — «способствовать правовому и справедливому решению вопроса». В данном случае правовое и справедливое — явно не совпадают. Либо правовое и несправедливое, либо неправовое и справедливое.

В любом случае, чтобы «высокая вероятность» превратилась в уверенность, нужен поиск документов.

— Этим и занималось следствие без малого в течение 18 месяцев?

Григорий Козлов: Рассчитывать, что один человек, какой бы высокий уровень квалификации у него ни был, способен за это время установить происхождение полутора тысяч произведений искусства, несерьезно. Для одного человека это непосильная задача. Нужно создавать специальную группу, причем состоящую из людей, которые специализируются на отдельных в направлениях.

Проф. Майке Хофман, которая была приглашена исследовать коллекцию в рамках следствия, специализируется на произведениях, конфискованных из музеев. То есть по части того, что было продано и куда подевалось из немецких музеев. И она свою работу отлично выполнила, установив, что 315 произведений происходят из немецких музеев. В делах министерства пропаганды Третьего Рейха имеются расписки Гурлитта-старшего — он их купил. Среди этих работ — главные хиты коллекции. Что естественно, это же музейные вещи. Эти работы находятся в его семье Гурлитта абсолютно законно.

— Коллекцию оценили в миллиард евро?

Григорий Козлов: Осталось выяснить, кто именно оценил. Похоже, журналисты взяли стоимость одной работы, проданной на аукционе в 2011 году, и умножили ее на полторы тысячи произведений. Получили полтора миллиарда. Это бред. Матисс стоит миллионы. Шагал стоит миллионы. Есть большая вещь Пикассо. Сколько там таких произведений мы, точно не знаем. Но точно известно, что и Пикассо, и Матисс, и Шагал куплены из музеев. Они не поступят в распоряжение государства. Там очень много печатной графики. Она может стоить несколько тысяч, а то и меньше — сотни евро.

— Это означает, что картины из коллекции на рынке скорее всего не появится?

Григорий Козлов: Почему? Гурлитту возвратят 315 картин по суду. Суд, скорее всего, будет. Да продавай ради Бога. Плати налоги.

— Сколько потребуется времени, чтобы установить провенанс всех работ?

Григорий Козлов: Не знаю. Вы представляете, что такое выяснить происхождение гравюры? Усилия, что нужны для прояснения провенанса картины Матисса, гораздо меньше тех, что потребует печатная графика. Это все равно, что найти конкретную десятирублевую банкноту, использованную в сделке, среди других других таких же купюр. Я огрубляю, конечно, но это очень затратное и по усилиям и по деньгам удовольствие. Услуги исследователей провенанса сейчас стоят примерно столько же, сколько услуги адвокатов. Это дело обещает пир для первых и вторых.

— Это дело может иметь политический резонанс?

Григорий Козлов: Речь идет о морали. Поэтому так много будет значить мировое общественное мнение и общественное мнение в Германии. Немцы не хотят себя чувствовать наследниками нацизма. По опросам общественного мнения, 85 процентов считает, что государство обязано вмешаться и заняться тем, чтобы справедливость была восстановлена. А как оно может вмешаться, не нарушая прав этого человека? У него же тоже есть права.

— Последний вопрос, конечно, про Янтарную комнату, о которой, якобы, знал Гильдебранд Гурлитт...

Григорий Козлов: Боюсь, расспросить его об этом будет затруднительно...