Главная / Публикации / Давид Симанович. «Скрипка Шагала, или Здесь осталась его душа»
Из поэзии Марка Шагала
В юности, мечтая стать поэтом, он начал писать стихи на русском языке, а потом перешёл на родной еврейский — на идиш, на котором выходили его поэтические книги.
В разные годы я переводил с идиша строки Марка Шагала из его поэмы «Майн вайтэ гейм» — «Мой далёкий дом», в которой запечатлены яркими красками в слове и любимый Витебск («Эс клынкт ин мир ды штот ды вайтэ» — «Звенит во мне далёкий город»), и первый учитель Юдель Пэн, и вечная Муза художника Белла, и мать, и отец, и брат Давид, и родной еврейский народ.
Переводил я с оригинала и отдельные стихи или фрагменты из них, иногда лишь чуть-чуть отступая от первоисточника, стараясь донести до русскоязычного читателя силу и красоту Шагаловской поэзии: «Белла», «Моя жена», «Первый учитель», «Памяти художников — жертв Холокоста», «Благодарю Тебя».
Звенит во мне далёкий город
Звенит во мне далёкий город,
Церкви белые и синагоги.
Открыты двери навстречу горю,
Навстречу радости и тревоге.
Под небом синим жизнь дальше мчится.
Кривые улочки во мне взгрустнули,
И тихо дремлют седые птицы —
Надгробья, где предки мои уснули.
В цветах и красках моя картина
Стоит на грани жизни и смерти.
Её прикрою любовью сына,
Её укрою дыханьем сердца.
Иду сквозь пламя. Пылают годы.
Но город мой на земле остался.
Тот мир ушедший во сне приходит,
И где-то в нём я затерялся.
Теперь меня не ищите нигде вы,
Сам от себя убежал я, немилый.
Состарились молодости моей деревья.
И плачу я над своей могилой.
Памяти художников жертв холокоста (фрагмент)
Я знал ли их?
Бывал ли в мастерских,
Чтоб разглядеть вблизи картины их?
Не знал. Не видел. И теперь, виня,
Они хватают за руки меня,
Из лет моих, из солнечного дня
Зовут и тащат в черноту могил,
И гневно вопрошают: «Где ты был,
Когда обрушился девятый вал?..»
А я шепчу: «Я спасся... Я бежал...»
А их, замученных, везли туда,
Где танцевала на костях беда,
Где жгли картины и клубился дым
Над крематорием, над пеплом их седым.
Я вижу: без суда на Страшный суд
Потомки Дюрера и Кранаха ведут
Вас, младших братьев Модильяни, Пикассо...
Пылают кисти. Сломано перо.
Чтоб ваши руки не смогли запечатлеть,
Как на балу огня плясала смерть...
Первый учитель
Учитель мой, где твои кисть и бородка?
Из этого мира насилья и зла
Тебя на тот свет дорогой короткой
Лошадка чёрная увезла.
Погасла лампада усталого сердца —
И ночь окутала дерева.
Напротив дома старая церковь
Молчит нахмуренная, как вдова.
Уже по картине твоей еврейской
Мажет грязным хвостом свинья...
И болью мне поделиться не с кем:
Зачем так давно я ушёл от тебя.
Моя жена
Навстречу идёшь — и волос твоих пряди
Тянутся руки мои обвить.
Ты даришь мне небо, искристо глядя,
И хочется у тебя спросить:
«Неужели завянут цветы, неужели
Их покроет времени лёд?..»
Ко мне пришла ты — и мы взлетели,
И долго-долго длился полёт.
Мы погасили ночи дыханье
И свечи любви зажгли над землёй.
И две души, как одно сиянье
Соединились и стали зарёй.
Как забыть я это сумею:
Земли и небес укрепляя связь,
Моя любовь слилась с твоею,
Чтоб после дочь любви родилась.
И Богу благодаренья мои
За этот подарок добра и любви.
Белла (к 4-ой годовщине смерти)
О тебе твоё белое платье грустит,
Увядают цветы, что сорвать я не мог.
По надгробью рука моя нежно скользит,
И уже я и сам зеленею, как мох.
Об одном, как вчера, я сегодня спрошу:
— Остаёшься иль вырваться можно тебе
И пойти по следам, осушая росу
Или слёзы мои? На незримой тропе
Через годы ответить тебя я прошу...
И мне кажется, голос твой рвётся в простор:
«Как любви нашей свадебный яркий костёр,
К людям, к дому любовь наша чистой была,
Ты иди, ты буди их, чтоб к солнцу поднять.
Как земной на груди моей вечный ковёр
И сиянье звезды, что сквозь ночи прошла,
Так однажды ко мне ты вернёшься опять...»
Благодарю тебя
Мой Бог, — за свет такой,
Что Ты мне даровал —
Благодарю Тебя.
Мой Бог, — и за покой,
Что Ты мне ниспослал —
Благодарю Тебя.
Мой Бог, — лишь ночь опять —
Глаза закроешь мне
До наступленья дня.
Но буду рисовать
На небе и Земле
Картины для Тебя.