Главная / Публикации / Давид Симанович. «Скрипка Шагала, или Здесь осталась его душа»

К моему городу Витебску

Давно уже, мой любимый город, я тебя не видел, не слышал, не разговаривал с твоими облаками и не опирался на твои заборы. Как грустный странник — я только нёс все годы твоё дыхание на моих картинах. И так с тобой беседовал и, как во сне, тебя видел.

Мой дорогой, ты не спросил с болью, почему, ради чего я ушёл от тебя много лет назад.

Юноша, думал ты, что-то ищет, какую-то особую краску, которая рассыпается, как звёзды с неба, и оседает светло и прозрачно, как снег на наши крыши.

Откуда он это берёт, как это приходит к нему? Почему он не может найти всё это рядом, тут в городе, в стране, где родился? Может, этот парень вообще «сумасшедший»? Но сойти с ума от искусства?..

Ты думал: «Вижу — я этому мальчугану в сердце запал, но он всё «летает», он срывается с места, у него в голове какой-то «ветерок».

Я оставил на твоей земле — моя родина, моя душа — гору, в которой под рассыпанными камнями спят вечным сном мои родители. Почему же я ушёл так давно от тебя, если сердцем я всегда с тобой, с твоим новым миром, который являет светлый пример в истории?

Я не жил с тобой, но не было моей картины, которая не дышала бы твоим духом и отражением.

Иногда бываю я печален, когда слышу, что люди говорят обо мне на языках, которых не знаю и не могу понять, — они говорят о моём отношении к тебе, будто я забыл тебя. Что говорят они?

Мало мне моих художнических терзаний, должен я ещё выстоять как человек.

Не зря я издавна мечтал, чтобы человек во мне не был виден — только художник.

Ещё в моей юности я ушёл от тебя — постигать язык искусства... Я не могу сам сказать, выучился ли я чему-либо в Париже, обогатился ли мой язык искусства, привели ли мои детские сны к чему-то хорошему.

Но всё же, если специалисты говорили и писали, что я достиг чего-то в искусстве, то я этим принёс пользу и тебе.

И всё же я все годы не переставал сомневаться: понимаешь ли ты меня, мой город, понимаем ли мы друг друга?

Но сегодня, как всегда, хочу я говорить о тебе.

Что ты только не вытерпел, мой город, страдания, голод, разрушения, как тысячи других братьев-городов моей родины.

Я счастлив и горжусь тобой, твоим героизмом, что ты явил и являешь страшнейшему врагу мира, я горжусь твоими людьми, их творчеством и великим смыслом жизни, которую ты построил. Ты это даёшь не только мне, но и всему миру.

Ещё более счастлив был бы я бродить по твоим полям, собирать камни твоих руин, подставлять мои старые плечи, помогая отстраивать твои улицы.

Лучшее, что я могу пожелать себе — чтобы ты сказал, что я был и остался верен тебе навсегда.

А иначе бы я не был художником!

Ты не скажешь мне, что я слишком фантазирую и непонятен тебе. Ты же сам в глубине души своей — такой. Это же твои сны, я их только вывел на полотно, как невесту к венцу. Я тебя целовал всеми красками и штрихами — и не говори теперь, что ты не узнаёшь себя.

Я знаю, что уже не найду памятники на могилах моих родителей, но, мой город, ты станешь для меня большим живым памятником, и все твои новорождённые голоса будут звучать, как прекрасная музыка, будут звать к новым жизненным свершениям.

Когда я услышал, что враг у твоих ворот, что теснит он твоих героических защитников, я словно сам воспламенился желанием создать большую картину и показать на ней, как враг ползёт в мой отчий дом на Покровской улице, и из моих окон бьётся он с вами.

Но вы несёте навстречу ему смерть, которую он заслужил, потому что через смерть и кару, возможно, много лет спустя, обретёт он человеческий облик.

И если бывало, что какая-то страна объявляла святым человека, то сегодня всё человечество должно было бы тебя обожествить, мой город, вместе с твоими старшими братьями Сталинградом, Ленинградом, Москвой, Харьковом, Киевом, и ещё, и ещё, — и всех вас назвать святыми.

Мы, люди, не можем и не имеем права спокойно жить, честно творить и оставить этот свет, пока грешный мир не будет очищен через кару святую.

Я смотрю, мой город, на тебя издалека, как моя мать на меня смотрела когда-то из дверей, когда я уходил.

На твоих улицах ещё враг. Мало ему было твоих изображений на моих картинах, которые он громил везде. Он пришёл сжечь мой настоящий дом и мой город.

Я бросаю ему обратно в лицо его признание и славу, которые он когда-то дал мне в своей стране. Его «доктора от философии», которые обо мне писали «глубокие» слова, сейчас пришли к тебе, мой город, чтобы сбросить моих братьев с высокого моста в воду, похоронить их живьём, стрелять, жечь, грабить и всё это наблюдать с кривыми улыбками в монокли.

Мне не нужен больше мой собственный дом, если вы даже его спасёте. Во всех ваших сердцах — моё жилище. Ваше дыхание мне дорого, как бальзам.

И счастлив был бы я принести тебе новую весть, как сам ты, мой город, принесёшь её миру.