Главная / Публикации / Марк Шагал. «Мой мир. Первая автобиография Шагала. Воспоминания. Интервью»

XIV

Первое, что я понял, это то, что мои проблемы с паспортистами закончились. Волынский полк восстал. Я бросился на Знаменскую площадь, оттуда — на Литейный, с Литейного — на Невский и обратно.

Стрельба. Готовятся атаки. Складывают оружие. Сдаются. Пулеметные расчеты решили поддержать волынцев. И зачехлили пулеметы. «Вперед — марш!» Полки присягают. Солдаты, офицеры, моряки. В Думе грохочет Родзянко: «Братья, враг у ворот. Клянемся!» «Клянемся! Ура!» И так далее. До хрипоты.

Происходило что-то невероятное. Революция. Свобода. Я впал в прострацию и не слушал Керенского. На смену кадетскому правительству пришло полудемократическое. Потом — демократическое. Создавались и распадались коалиции. Ничего не получалось. Потом Корнилов попытался спасти Россию. Дезертиры захватывали поезда. «Хватит! Попили нашу кровушку! По домам!»

Это случилось в июне. Пришли эсеры. Чернов произнес речь в цирке: «Учредительное собрание! Учредительное собрание!» На Знаменской площади перед угрюмым памятником Александру III обменивались слухами о приезде Ленина. «Ленин? Приехал? Долой его! Да здравствует Временное правительство! Вся власть Учредительному собранию!»

«А правда, что его привезли из Германии в пломбированном вагоне?»

Россия была завалена битым стеклом. Ленин все поставил с ног на голову¹. Как я на некоторых картинах. Кшесинская² бежала. Он говорил с ее балкона. Все там. Пылают буквы Р.С.Ф.С.Р. Заводы остановились. Горизонты распахнулись.

Пустырь. Хлеба нет. Утренние объявления на черной типографской бумаге, ранящие в самое сердце. Ленин — председатель Совнаркома. Троцкий тоже там. И Зиновьев. Урицкий распускает Учредительное собрание. Все там, а я в Витебске.

В Витебске я могу не есть по нескольку дней кряду. Просто сидеть где-нибудь за мельницей, глядя на мост, на бродяг, на бедняков, волокущих свои тюки. Или стоять на улице, наблюдая, как солдаты выходят из бани, а русские женщины орудуют метлами. Или сидеть у реки. Или на кладбище. И не думать о вас, Владимир Ильич Ленин, и о вас, Троцкий... Но вместо того чтобы писать картины, вместо всего этого я открыл в Витебске Художественное училище и стал его директором³. Вот когда меня все полюбили. Я стал городской знаменитостью. Подготовил чертову уйму художников. Более того, я начал приглашать педагогов из центра, чтобы представить в училище все направления и чтобы все подружились и «полюбили» друг друга, ну и меня заодно.

Нет, я лучше не буду говорить о своих друзьях и врагах. Их маски — в моем сердце. Это по их милости меня и мою семью выдворили из Витебска в двадцать четыре часа. Они срывали вывески. Нет, я начинаю заикаться. Не волнуйтесь, я не стану называть имена. Вот когда я подумал: нет пророка в своем городе⁴.

И уехал в Москву.

Примечания

1. Этот образ преследовал Шагала в течение многих лет. В 1937 г. к двадцатилетней годовщине Октябрьской революции он написал картину «Революция»: Ленин делает стойку на руке рядом с многочисленными евреями со свитками Торы и красными знаменами.

2. Кшесинская Матильда Феликсовна (1872—1971), балерина. Позднее в Париже была учительницей танцев у дочери Шагала.

3. В сентябре 1918 г. Шагал назначен уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии. Народное художественное училище в Витебске открыто 28 января 1919 г.

4. Парафраз библейского выражения.