Главная / Публикации / Марк Шагал. «Ангел над крышами»
Листки
Несколько слов, товарищи, по теме, на которую вы мне предложили высказаться поподробней.
Мое мнение о еврейской живописи.
Давно ли в еврейских художественных кругах шел спор о так называемой еврейской живописи?
В суете и запальчивости была объявлена группа еврейских живописцев, среди них Марк Шагал.
Когда это бедствие произошло, я жил еще в Витебске, недавно вернувшись туда из Парижа, — и я в душе рассмеялся.
Занят был я совсем другим.
С одной стороны — открытие «Нового Света», того самого еврейского мира местечек, который так ненавидит Литваков: мои улочки, сутулые старожилы-селедочники, зеленые евреи, тетки с их расспросами и приставаниями:
— Ты ведь, слава богу, уже большой...
А я их все рисовал.
С другой стороны — я был моложе тогда на сто лет, и я всех их любил. Просто любил...
Вот в это я и был погружен, это больше меня занимало, нежели мысль о том, что меня помазали, благословили быть еврейским художником.
Когда-то еще в Париже, в моем «Ларуш», в комнате, где я работал, до меня доносились сквозь «испанскую» стенку голоса спорящих эмигрантов-ев-реев:
— Так что ж, по-твоему, Антокольский не был, в конце концов, еврейским художником? Израэлс — не был? Либерман — не был?
Тускло горела лампа, освещая мою картину, стоявшую вниз головой (так я работаю — веселитесь!), и под утро, когда небо над Парижем стало светлеть, я весело расхохотался над этими бездельниками — моими соседями с их рассуждениями о судьбе еврейского искусства:
— Мелите, ребята, а я буду работать!
Вы, представители всех стран и народов! — к вам обращаюсь я. Признавайтесь, сегодня, когда в Кремле — Ленин, когда в доме ни щепки, печь дымит, жена злится, — есть ли сегодня «национальное искусство»?
Ты, мудрый немецкий Вальден, и вы, многие другие, работающие на радость искусства интернационального, утонченнейшие французы Метценже и Глейз (если они еще живы), вы ответите мне:
— Шагал, ты прав!
Евреи, если им это по сердцу (мне-то — да!), могут сетовать, что нет больше тех, кто расписывал деревянные местечковые синагоги, нет больше резчиков, вытачивавших деревянные «шулклаперы» (ша! я их видел в сборнике Анского — и испугался).
Но какая, собственно, разница между моим скособоченным прадедом Сегалом из Могилева, размалевавшим могилевскую синагогу, и мною, расписавшим Еврейский театр (хороший театр) в Москве?
Поверьте, немало вшей проползло по обоим, пока мы с ним валялись — кто на мостках, кто на лесах, хоть в театре, хоть в синагоге.
И потом, я уверен: перестань я бриться, вы узрели бы точный его портрет...
Кстати, мой отец.
Поверьте, немало трудов я вложил, и немало любви (и какой!) мы с ним оба вложили в это дело — с той только разницей, что он принимал заказы на вывески, а я учился в Париже, о котором он тоже что-то такое слыхал.
И однако. Ни я, ни он, ни другие (есть такие) — это еще не еврейская живопись.
Почему, в самом деле, не сказать правду?.. Откуда ей, этой еврейской живописи, было взяться? Из статьи, которую обо мне вдруг пишет Эфрос, или из «академической пайки», выданной мне Левитаном?1
Было японское искусство, египетское искусство, персидское, греческое. Но начиная с Ренессанса национальная живопись постепенно исчезает. Приходят художники—индивидуальности, граждане той или иной страны, родившиеся там или тут (благословен будь, мой Витебск) и нужна слишком дотошная регистрация и очень усердный чиновник (еврейского паспортного стола), чтобы каждого художника «про-национализировать».
При том, что я думаю:
Не будь я евреем (в том самом смысле, который я вкладываю в это слово) — я бы не был художником или был бы совсем другим.
Тоже мне новость!
Сам для себя я прекрасно знаю, на что этот народец способен.
Но я так, увы, скромен, что и сказать не могу — на что он способен.
Шутка сказать, что он, этот народец, создал.
Захотелось ему — создал Христа и христианство.
Захотелось ему — дал Маркса и социализм. Так возможно ли, чтобы он не явил миру живопись?
И явит!
Убейте меня, если нет.
1920
Примечания
1. Имеется в виду А.И. Левитан (1859—1933), художник-жанрист, брат И.И. Левитана.