Главная / Публикации / Марк Шагал. «Об искусстве и культуре»

Премия Эразма¹. Ответная речь Марка Шагала, 1960 год

В 1960 году в Копенгагене Европейский фонд культуры наградил Марка Шагала и Оскара Кокошку премией Эразма Роттердамского. На этом торжественном мероприятии присутствовали принц Нидерландский Бернгард, который зачитал приветственный адрес, а также премьер-министр Дании. Известный искусствовед из Великобритании сэр Кеннет Кларк зачитал приветственную речь, озаглавленную «Два человечных художника в эпоху абстракции».

* * *

Ваше величество, ваше королевское высочество, ваше высокопревосходительство, дамы и господа.

Во-первых, я хотел бы поблагодарить всех вас, а особенно его королевское высочество принца Бернгарда, за приглашение на это торжество и за теплые слова, сказанные в мой адрес.

Мне бы хотелось также поблагодарить вас за то, что учредили премию Эразма. Это свидетельствует об идеализме тех, кто вместе с членами Fondation Européenne de la Culture² старается поощрять людей, посвятивших жизнь поиску идеала.

По-моему, это была прекрасная мысль — назвать премию именем Эразма Роттердамского, который тоже был идеалистом, таким образом увековечив его имя и его учение.

Благодарю за ваш выбор и глубоко ценю оказанную мне честь.

В такие дни невольно задумываешься о судьбах искусства.

Несколько недель назад я был в Италии. Все вы, надеюсь, видели работы Тициана, особенно «Снятие с креста» и «Мученичество св. Лаврентия». Как странно, если подумать, что Эразм и Тициан были почти современниками.

Кроме Рембрандта, пожалуй, не было другого такого великого мастера и в то же время великого человека, как Тициан, который удивительно близок нашей эпохе и нашим художественным поискам.

Потому что, после стольких революций в пластических искусствах, разве не похожи мы на сирот, охваченных вселенским одиночеством?

Пятнадцать лет назад³, когда я вернулся из Америки, где жил в эмиграции, я с удивлением открыл для себя Клода Моне. Он осуществил мои мечты, ибо в нем я нашел источник химически чистых красок, рожденных в глубинах души.

Но теперь мне кажется, что он слишком увлекся блестящей стороной пластической «химии». Как верно сказал Сезанн: «Моне — это всего лишь глаз, зато какой глаз!»

Сегодня, когда, кажется, все человечество, как и мы, постарело, мы ищем во всем более глубокий смысл. В процессе этих поисков мы видим Тициана, человека, которого мода последних двух-трех столетий обошла стороной. Он напоминает нам природу, ее величие написано у него на лице. Он для нас как Бог. Дитя природы, он посвятил природе свое искусство.

И действительно, если нас одолевают печали и сомнения, мы всегда можем найти эстетическое утешение в созерцании искусства, созданного самой природой. Но стоит нам обратить взгляд на творения человека, мы надеемся найти в них космическое продолжение природы.

Нас охватывает горькое разочарование, если мы видим, что в этих творениях есть все, что угодно, нет только пронизывающего их природного «химического» величия, волшебного ритма, свойственного работам Тициана.

Смысл искусства и смысл жизни — вот что внушает чувство умиротворения, любви. Я вспоминаю, что рядом с работами Тициана, которые я видел, там были и «Распятие» Чимабуэ, и фрески Джотто, Мазаччо и Карпаччо.

Один из них героически освободился от влияния византийского искусства, другой стал прокладывать дорогу к реализму.

Тициан же спокойно занял отведенное ему место в искусстве эпохи Возрождения, которое, как явствует по прошествии лет, навязало ему гуманистические идеи того периода.

Но все это лишь незначительные исторические детали. Объединяют же их человек и природа.

Все те, кто, подобно Тинторетто и даже Микеланджело и Караваджо, пытались как-то усовершенствовать спокойное и естественное величие человека, теперь отошли в тень.

Я часто думаю, особенно в последнее время, что человек теоретически слабее, чем, скажем, Господь Бог. Но если человек «запоет», он в каком-то смысле сравняется с самим Богом.

Конечно, есть разные нотные ключи: с одной стороны, Леонардо да Винчи и Бах, с другой — Моцарт, Ватто и Шуберт. Есть Рембрандт, Вермер и Тициан — или, уже в наши дни, Таможенник Руссо и Поль Гоген.

Теоретические открытия не удовлетворяют нас до конца, они крайне редко приносили радость человечеству.

Хочется сказать себе: «Давайте будем проще, давайте не прятать лица». Но быть простым — очень трудно.

И опять хочется сказать: «Наша несчастная жизнь на этой земле — не маскарад, так незачем нацеплять маску. Тот, кто это делает, лишь попусту тратит время».

Мы плачем при рождении и заливаемся слезами, когда прощаемся с жизнью.

Единственное, что мы можем сделать, — это стать простым, как дерево, или, по словам русского поэта Маяковского, «простым как облако»⁴.

От нас зависит, сумеем ли мы сократить период обесценивания — как в области искусства и культуры, так и в социальном или физическом плане. От нас зависит, засияет ли радость в сердцах будущих поколений и всех тех, кто хочет жить достойно.

Ибо в этом обесценивании, которое длится уже давно, нет ни любви, ни религии, ни ценностей, ни свободы, ни мира — есть лишь испуганные метания лунатика, не ведающего, что он спит.

Порой кажется, что лучше быть гласом вопиющего в пустыне, чем одним из той массы людей, что ревом выражают одобрение из боязни не поспеть куда-то.

«Не поспеть куда? За кем?»

Но этого они не помнят, забыли в спешке.

Давайте не будем играть в гениев, притворяться, что до нас мира не существовало.

Человечество сегодня живет в страхе и даже в какой-то апатии.

В детстве мы не знали этого страха, и родительский дом, пусть бедный, был нашей крепостью.

Сегодня наш семейный кров, так сказать, рушится ради детей. Мы, родители, слишком носимся с детьми, слишком балуем их.

Какое это имеет отношение к искусству и культуре?

Многие совершенно сознательно уходят в искусстве от видимого мира или искажают мир до неузнаваемости. В результате картины теряют малейшее сходство с реальностью.

И это не оправдание, что видимый мир со всеми его формами гуманизма обанкротится, если человек — не дай Бог! — разрушит Природу окончательно.

Но почему часть природы — то есть человечество — должна становиться банкротом?

Насколько я могу судить по своим наблюдениям, животные — не банкроты!

Действительно, человек может впасть в отчаяние от осознания того, что культурные и научные открытия не только не улучшают его существования, но могут еще и напугать его или даже уничтожить ради так называемого счастья будущих поколений⁵.

Действительно, человека можно смутить, навязывая ему некие взгляды или даже новую идеологию; она одерживает верх благодаря простой демонстрации силы, а не из-за морального превосходства.

Действительно, кого-то огорчает, когда тот или иной представитель человечества ведет себя недостойно.

Но я не хочу продолжать эту тему и дальше, это нас далеко заведет. Могу ли я, в заключение, выразить пожелание? Давайте помнить о примере Эразма Роттердамского, чье имя мы сегодня почтили вместе с членами фонда премии Эразма, — давайте помнить об этом искателе истины, который мечтал о лучшей жизни для человечества. Давайте, как он, верить в гений человека.

Примечания

1. Английский текст был впервые опубликован в Амстердаме (Praemium Erasmianum MCMLX, Amsterdam, 1961).

2. Европейского фонда культуры (фр.). (Примеч. переводчика)

3. По-видимому, имеется в виду приезд Шагала в Париж в июне-августе 1946 г.

4. На самом деле Маяковский писал: «...хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах!» (Из поэмы «Облако в штанах».)

5. Имеются в виду идеи коммунизма.