Главная / Публикации / Белла Шагал. «Горящие огни»

Весна

Конец зиме. Конец снегу и холодам. Безоблачное небо, легкий ветерок и летящий клич, точно звук рожка: «Туру-ру! Весна идет!»

Все просыпается, расправляется, идет в рост после долгого сна. Что-то потрескивает, что-то лопается. Что-то живое пробивается, растекается, разлетается, наливается.

Повсюду праздник. Радость, свет, тепло. Другим стал воздух. Помолодело, высоко поднялось солнце. Ожили почки.

Прошлого больше нет, оно погребено под снегом. И опять возрождается жизнь.

Каждый день дает новый побег. Сами дни растут, удлиняются, терпкий воздух напоен ароматом, шелестом, ропотом — трепещет каждая ветка.

Травы еще нет. Зябко голой земле. Ее твердая корка растрескалась. И жадно ловит она сизую дымку солнечных лучей.

За день земля размякает, выпускает наружу живое тепло, которое таило в недрах всю зиму. Кажется, она ворочается, приподымается, ищет пищу. Прилипает к ногам. Ура! Снег сошел, и вот она снова, добрая, родная земля.

Все холят и жалеют ее. Ей раскрывает объятия небо. Миллионами жарких лучей напитывает ее солнце, проникает в каждую ложбинку, высушивает и отогревает.

И наконец пробиваются первые травинки, поднимает голову первый бутон. Солнце воскрешает сухие корявые ветки, одевает деревья в новый убор из нежных зеленых листков.

Целыми стаями прибывают птицы, чирикают и щебечут. Жужжат пчелы и мухи. И счастливая, лучезарная земля покрывается зеленью, наливается солнцем и силой, подобно тому, как старый дом наполняется радостью, когда в нем вновь собираются выпестованные здесь и разлетевшиеся по свету дети.

Взбодрившуюся реку распирает. Тает лед. Все кипит и бурлит, как под мельничным колесом. Берега не вмещают столько воды, кажется, уходящая зима излила в реку всю свою злость.

Течение гонит, толкает, ломает лед. Река шумит, рокочет, будто все ветры на свете ринулись в поток и хотят повернуть его вспять.

А небо, хоть и окунается в реку на всю свою глубину, не может достать до дна.

Вдруг среди бела дня небо темнеет, хмурится, комкает набежавшую с громовым раскатом черную тучу. Сверкает молния, прошивает насквозь тучу, и из нее обрушивается стена дождя. Ливень грохочет так, словно не одна туча, а все небо опрокинулось на землю.

На улице потоп. Вода сбегает с холмов, переполняет канавы и рытвины, подмывает и подхватывает камешки, и те весело гремят и перекатываются на ходу.

Хлещет по крышам, стекает по желобам, струится по земле дождь.

На улице пусто. Извозчики торопливо слезают со своего места, накрывают чем-нибудь лошадей и укрываются в подворотнях.

Лошади остаются под дождем, с них течет ручьем, они опустили морды, стыдно им стоять брошенными. Вымокшие, продрогшие, они жмутся друг к другу.

Вот выбежала на улицу понюхать дождь собака. Лошади рады — они уже не одни. Сгрудившиеся в подворотне прохожие смеются и свистят:

— Глупая псина! Фью! Иди домой!

— Куда вылезла под дождь?

Пес трясется от холода, тычется во все стороны, шерсть его блестит, мокрый хвост висит веревкой. Но уйти под крышу не позволяет гордость.

Мы ему завидуем. Так здорово прыгать под дождем!

Ждущим не хватает терпения.

— Каково? Настоящий потоп, а?

— Еще несколько таких дождей и незачем будет ходить на реку. Выйдешь на улицу — тут тебе и река!

— А что там Двина? Не знаете как поднялся уровень?

— Двина то? Разлилась как океан!

— Правда? А сплав уже начали?

— Ничего себе! Проснулись! Уж целый лес сплавили, а вы и не заметили?

— Златка, — толкаю я подружку, — Слышишь? По реке сплавляют лес, давай посмотрим! Абрашка уже там. Да вон все пошли!

Дождь наконец кончился. Но воздух еще влажный. В канавах бурлит вода, а по небу раскинулась на весь горизонт радуга.

Люди расходятся кто куда. А мы бегом к реке. Скорее на мост!

Тут стоит шум и грохот: на мосту галдят люди, под мостом бурлят волны. Река напирает и рвется из берегов, как рвущий цепи великан.

Она ревет, стонет, захлестывает то один, то другой берег, будто хочет затопить весь город. Серые, черные, зеленые волны набрасываются на опоры моста и, откатываясь, вырастают снова, мерясь с ними ростом. И вдруг накатывают на низкий берег, угрожая ближайшим домикам. Увлекаемый волнами, устремляется на берег и обратно песок.

Мы смотрим на все это с моста, и у нас захватывает дух: вода кругом только вода...

Под нами пенные водовороты. Наверху — похожей на отражение реки небо. Голова идет кругом...

На мосту полно народу. Нас с подругой притиснули к мокрым перилам, капли пены брызжут сквозь прорези чугунного литья нам в лицо.

Вот опрокинутая с вершины холма в реку церковь. Крест наклонился и сейчас сломается на гребне волны. За ним потянулись деревья городского парка. Их ветки сплелись и перепутались в водяной ряби, колокольчиками трепыхаются листья. Узнаю размытые парковые скамейки. Сколько раз я на них сидела!

А поверх этого отражения наползают и застывают похожие на белых медведей облака.

Весь город со своими домами, окнами, крышами словно оторвался от земли и скользит по реке.

Вдруг меня кто-то толкает, а затем на нас наваливается толпа.

— Ой! Меня сейчас сбросят в воду!

— Где Абрашка? Златка, где ты?

Со всех сторон вопят.

— Плоты, вон плоты!

Деревянный мост сотрясается от топота и крика.

Вдали, на горизонте, возникает вереница плотов — кажется, спускается с неба. Они плывут так медленно, что движения почти не заметно. Повисает тишина. Все глаз не сводят с бревен.

На двух концах каждого плота невозмутимо стоят, опираясь на длинные шесты, дюжие деревенские парни и словно спят наяву.

Потихоньку плоты все же приближаются. Уже слышен плеск весел. Лавина стволов подползает к мосту.

А навстречу им несутся крики, будто их не хотят запустить в город.

— Эй, там! Куда правишь? Куда тебя черт несет? Сломаешь шею! Бери левее! Слышь! Левее!..

— Где там левее? Правее давай! — Зычный голос перекрывает все остальные.

Каждый считает, что может справиться куда лучше плотогона. В возбуждении зрители пихают друг друга, как будто подталкивая тем самым плоты.

Гребцы задирают головы, ищут, откуда кричат. И обозленно плюют в воду.

— Чего они хотят от нас?

Плыли себе и плыли преспокойно день и ночь. А подплывешь к городу — с ума можно сойти. Мало того что в каждом городе перегораживают путь страшные каменные столбы. Поди-ка обогни их! Даже волны и те разбиваются. А тут еще целая толпа на мосту только и ждет, чтоб плоты разъехались.

«Попробуй, уцелей! Даже если минуешь мост, сверху орава посыплется.»

И все бурлит вода; опоры, как разъяренные хищники, издают угрожающий рык.

Плоты уже совсем рядом. Господи, что же будет? Я хватаюсь за перила, меня сдавливают в лепешку. Руки болтаются над водой. Я закрываю глаза страшно смотреть вниз.

— Златка, не знаешь, где Абрашка?

Вот кто ничего не боится. А Златка трусит еще больше, чем я. И от страха больно щиплет за руку.

— Пусти! — Я отталкиваю ее.

Вдруг — дикий грохот! У меня глаза лезут на лоб. Где же плоты?

Все смешалось. Бушует вода. Всплывают короткие и длинные бревна. Скрепы лопнули, и плот рассыпался, словно коробок спичек. Бревна пляшут и крутятся вразнобой в бешеном кипенье волн. Сплавщики перепрыгивают с одного на другое, взлетают и ухают вниз, не выпуская из рук шестов.

Толпа на мосту гикает и хохочет. Плот разнесло, вот умора!

И никому не жалко сплавщиков, которые мечутся, как сумасшедшие, пытаются подцепить и подтащить своими тростинками-крюками толстенные бревна. А волны ревут и уносят их.

От берегов на помощь плотогонам отчаливают лодки. Но их качает и швыряет во все стороны в водяной каше.

— Очумел, что ли, куда прешь?

— Бросай шест, олух, не то я тебе голову проломлю!

— Эй, поднажми, косорукий! Чего скорчился?

— А ты что разорался! Пошел к черту!

— Сам пошел!..

— Лодки, весла, шесты сталкиваются, мешают друг другу. Зеваки на мосту бегают из стороны в сторону, будто хотят собрать бревна сверху.

Одни лодочники чешут в затылке и плюют в воду, другие — ловят и волокут бревна.

Я бреду домой расстроенная. Все тело ломит, будто я сама разбилась вместе с плотом. Бревна так и мельтешат перед глазами, мне никак от них не отделаться.

Когда же плоты пройдут под мостом? Наверное, ночью... Когда все спят, стихает и вода, на мосту никого нет — вот тогда-то они крадучись проскользнут меж задремавших опор.