Главная / Публикации / Клер Ле Фоль. «Витебская художественная школа (1897—1923)»

Рождение еврейского искусства в России

Еврейское искусство всегда вызывало много дискуссий, причиной появления которых были весьма сомнительные интерпретации Торы.

Евреи открыли для себя изобразительное искусство довольно поздно. До эмансипации оно ограничивалось исключительно религиозной сферой: строительство синагог, миниатюрное письмо, украшение книг, создание предметов культа.

Евреи долго имели репутацию нации, не способной к искусству, поскольку все визуальное и внешнее не являлось предметом их интереса. Другая гипотеза объясняет весьма длительное неприятие этим народом изобразительного искусства запретом на него, наложенным священными книгами. Вторая заповедь Торы напоминает, что Бог — единственный создатель в мире и соответственно никто не должен заниматься созданием идолопоклоннических предметов культа: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им....»¹.

Стремление оградить образ Бога и поместить его над человеком являлось скорее барьером от языческого идолопоклонничества, нежели абсолютным запрещением любого изображения, тем более что другие тексты Библии противоречат этой заповеди.

Интерпретации этого отрывка были направлены на запрет изображения живых существ, а Тора не позволяла представлять лишь религиозные сюжеты. Эта заповедь не противоречила абстрактному и декоративному искусству и использованию образов нерелигиозного характера. Однако евреи отличались более жесткой интерпретацией этого текста, а многие относились крайне враждебно к творческой карьере художника, не связанной с религией или сакральным искусством.

Первые еврейские художники, в современном понимании термина, появились в момент эмансипации. Секуляризация еврейского общества и стремление к ассимиляции некоторых его представителей открыли путь в искусство: «Многие вновь эмансипированные художники выражали в своем искусстве те проблемы, с которыми сталкивались во время перехода из гетто в современный мир, и пытались сохранить свою еврейскую идентичность, работая и добиваясь успехов в христианском окружении»².

Гаскала, зародившаяся в Западной Европе в конце XVIII в., распространившаяся на Восточную Европу в середине XIX в., способствовала созданию очагов еврейской культуры первого поколения эмансипированных художников. Многие из них пытались ассимилироваться в систему господствующей культуры и отказались от еврейской идентичности, чтобы лучше вписаться в христианское общество. Отец и сын Менгс, дрезденские художники XVIII в., даже обратились в христианство. Мориц Оппенгейм (1800—1882), которого считают первым современным еврейским художником, сопротивлялся такому обращению, работал в немецком академическом стиле, включая элементы еврейского характера. Он писал жанровые сценки из жизни общества, выражая оптимистическое видение иудейско-христианских отношений. Взгляд на эту проблему еврейских мастеров Восточной Европы был не столь оптимистичным. М. Готтлиб (1855—1879) страдал от раздвоенности между польской и еврейской идентичностью. Марк Антокольский (1843—1902), первый видный художник-еврей Восточной Европы, получивший международное признание, тоже мучился от осознания двойственной идентичности — еврейской и русской.

Первый еврейский художник России — Марк Антокольский

Благодаря либеральной политике Александра II евреи получили возможность учиться в российских высших учебных заведениях³. Более того, движение Просвещения создало благоприятные условия для их образования и интеграции в общество, открывая доступ в самые престижные художественные школы. Марк Антокольский принадлежал к этому поколению зарождавшейся интеллигенции, свободной и открытой по отношению к внешнему миру. Его жизнь может быть примером для многих генераций евреев. Выходец из скромной семьи Виленского местечка, он воспитывался в иудейских религиозных традициях. Талант и связи с нееврейской средой Вильно привели его в Санкт-Петербург, где он, следуя классическому пути художника, поступил в Академию художеств.

Оказавшись в 1862 г. в Академии, он попал в группу студентов, выступавших против жесткой педагогической системы: речь шла о создании Товарищества передвижных выставок. Первые работы Антокольского, которого связывали дружеские узы с И. Репиным, отмечены влиянием новой реалистической школы. Его работа Еврейский портной (1864) очень подробно изображает жизнь «такой, какая она есть», отражая тяжелые условия существования евреев в России. Другое произведение Miser (1864) предлагает особую нравственную интерпретацию христианско-еврейских отношений: нееврей считает деньги. Традиционное антисемитское изображение еврейского хозяина, эксплуатирующего бедного христианина, показано здесь в обратном ракурсе, такая перестановка ролей позволяла художнику критиковать российский антисемитизм. В 1868 г. Антокольский реализовал еще один проект на еврейскую тему Талмудический спор (два бюста студентов-евреев), что стало своеобразной реакцией на появление в прессе антисемитских статей. Прибегая к аллегории в историческом жанре (барельеф Нападение инквизиции на евреев (1868)), он клеймил жестокость российских реакционеров.

Марк Антокольский использовал реализм передвижников, чтобы выразить личный опыт еврейского художника в российском обществе. Он создал, таким образом, еврейскую версию передвижничества, стремился найти в истории примеры национального мужества, мученичества, чтобы показать свою принадлежность обоим мирам и двойственность, что их разъединяла. Еврей и русский одновременно, он был чужим в обеих общинах, скрывая перед русскими свое еврейство, а перед Виленскими евреями — ассимиляцию и талант художника. Впрочем, его исключили из еврейской общины как за творческую карьеру, так и за выбор эмансипации.

Этот внутренний конфликт с собственной идентичностью, который подтолкнул его на примирение двух культур, был не только болезненным, но и трудно переносимым в период реакции и роста антисемитизма. Обращение к еврейскому искусству стоило ему резкой критики со стороны профессуры Академии художеств. Тогда Антокольский, стремясь добиться успеха, принял решение отказаться от явно еврейских тем. Трактовка русских исторических сюжетов принесла ему славу и желаемое признание. Портрет Ивана Грозного сделал его знаменитым.

Другие еврейские художники (Исаак Левитан, Леонид Пастернак, Лев Бакст), в отличие от Антокольского, вообще не прибегали к еврейским темам и считали себя русскими живописцами. Вышедшие из зажиточных слоев (кроме И. Левитана), многие из них хотели интегрироваться в русское общество и стать профессионалами. В связи с русификацией еврейских художников задачу создания школы национального еврейского искусства, как ни парадоксально, суждено было решить не еврею.

В. Стасов — инициатор еврейской художественной школы

Хотя изначальной целью В. Стасова было основание русской художественной школы, он с энтузиазмом поддерживал самобытные формы и национальные особенности, считая, что каждая нация должна иметь свое специфическое искусство. Он первым увидел в М. Антокольском элементы национальной еврейской школы, подтолкнул его к соответствующей тематике. Именно В. Стасов ввел понятие национального еврейского искусства. Во многих своих статьях он доказывал его существование, боролся с антисемитизмом и знакомил с творческими инициативами евреев Западной Европы. Их участие в искусстве, промышленности, музыке и всех сферах западного общества, представленное на Всемирной выставке в Париже в 1878 г., способствовало тому, что Стасов убедился в необходимости создания русскими евреями собственной школы. Он сделал на русском языке описание коллекции Strauss de Judaica, а также был одним из инициаторов строительства синагоги в Петербурге и полагал, что истоки еврейского искусства находятся на Востоке. Вместе с бароном Давидом Гинзбургом Стасов издал книгу о миниатюрном письме еврейских рукописей XI—XII вв., появившуюся в Берлине только в 1903 г. под названием «Древний еврейский орнамент по старинным рукописям». Он хотел, чтобы еврейские художники использовали ее в своем творчестве как источник вдохновения.

Стремясь вовлечь М. Антокольского в дело основания национальной еврейской школы, Стасов упрекал его в недостаточном выражении своего еврейства: «Что за выдумка назвать себя Марком? Ты стыдишься своего имени Мордехай? {...} Где твоя национальная гордость? Разве ты не чувствуешь его величия — Мор-де-хай?»⁴.

Однако в условиях нарастающего антисемитизма еврейскому скульптору было трудно пропагандировать свое искусство. Вот почему в этой деликатной ситуации Стасов и другие русские художники решили возложить на себя миссию, которую сами евреи реализовать не могли. Он призывал их отказаться от нееврейских тем. Только христиане могли ответить на этот призыв, поскольку евреи, и Антокольский в частности, страдали от нападок антисемитов. Эти попытки скорее походили на еврейскую версию передвижничества, нежели на рождение истинно самобытного национального искусства. Многие передвижники прибегали к еврейским сюжетам, особенно к образу «Библейского еврея». Несмотря на стремление следовать исторической правде и изучать жизнь евреев того времени, христианские художники испытывали трудности в создании образа Христа как исторического персонажа. Только Антокольскому удалось представить его простым евреем в Ecce Homo, что вызвало недовольство как евреев, так и русских. В ответ на погромы в Одессе в 1871 г. он решил показать христианам, что Христос был евреем, близким тем, которые подвергались гонениям. И. Репин написал множество полотен в том же духе, что Антокольский и Рембрандт, создавая портреты старых евреев, навеянные последним. Он отталкивался от образа библейского еврея, чтобы показать современного: Антокольский же — для изображения страдающего и человечного Христа искал вдохновение в жизни современных евреев, жертв полиции и погромов.

Несмотря на отказ от исключительно еврейских тем, он поддержал идею национального искусства, открыв тем самым путь для многих художников и теоретиков еврейской культуры начала XX в. Жизнь его стала примером для многих, и в частности для Ю. Пэна. «Дитя 1860-х гг.», Антокольский верил в просвещение и настаивал на образовании евреев с целью повышения их художественного уровня. Даже не став создателем нового еврейского искусства, он пропагандировал его в своих теоретических трудах, связанных с идеями национального обучения и творчества.

Первые инициативы по созданию национальной еврейской школы искусств

М. Антокольский предлагал развивать еврейские художественные ремесла, чтобы пробудить у своего народа интерес к эстетике и улучшить условия его жизни. Создавая армию «тружеников» искусства, он надеялся приобщить их к нему. Этот проект был частично реализован благодаря встрече с Саввой Мамонтовым, крупным русским промышленником и любителем искусства, который создал в Абрамцеве артистический кружок, объединивший многих художников. Сочетание русского национального движения под руководством Стасова и западного влияния привело к новым формам творческой деятельности. Мамонтовы коллекционировали произведения народного искусства (лубок, иконы), которые вдохновляли художников. Исследуя проблему развития еврейской культуры в ремеслах, Антокольский менее всего касался вопросов традиционных концепций иудаизма.

В 1902 г. скульптор И. Гинзбург открыл в Вильно промышленную школу, программа которой включала различные виды народных промыслов.

Примечания

1. Библия. Исход, 20, 4. Цит. по: Krieger S. L’art et le judaïsme, thèse. Paris, 1996. P. 13.

2. Amishai-Maisels Z. Les artistes juifs du XVIIIe siècle à nos jours // Sed-Rajna G. L’art juif. Citadelles et Mazenod. Paris, 1995. P. 325.

3. Rainer M. The Awakening of Jewish National Art in Russia // Jewish Art. Vol. 16—17. Jérusalem, 1990—1991. P. 98—121.

4. Ibid. P. 108.